Министр на фотографии смотрел на Веру как на жительницу Олимпа, которую смертному не понять, он точно знал, что нельзя, но собирался сделать хотя бы то, что точно можно — цветы какие-нибудь возложить на алтарь, или жертву принести. Молиться, может быть. Просить о благословении.
Министр в реальности снимал пиджак и убирал в шкаф, картины с голой цыньянкой там больше не было, зато висели его костюмы, которые раньше висели на третьей квартире. Она смотрела на красный.
Он снял всё, оставшись в белом нижнем кимоно, аккуратно сложил оружие на тумбочке, ещё более аккуратно опустился на колени, придерживаясь за край кровати, и лёг на свой коврик, Вера видела, что ему больно. Когда он лёг, она подползла к краю кровати и выглянула вниз, увидев спину министра, в белом кимоно, сквозь которое просвечивали ещё более белые повязки на груди и плечах. Она осторожно провела пальцем по краю повязки и спросила:
— Что это?
— Ерунда, завтра сниму.
Она промолчала, но руку не убрала, он перевернулся на спину и посмотрел на Веру прямо, она не успела убрать руку, поэтому пальцы оказались у него на груди, но оттуда она их тоже убирать не стала. Закрыла глаза, почти сразу увидев красную искру Дракона, попыталась как-то к ней обратиться, пожелать чего-нибудь хорошего, но искра на это не реагировала, и Вера открыла глаза. Но руку не убрала. Министр смотрел на неё устало, печально и зло, как на еду, которую ему нельзя из-за смертельной аллергии, но всё равно хочется. Тихо сказал, как будто напоминая и ей, и себе:
— Перемирие, только сегодня.
— Что-то всё-таки случилось?
— Да.
Она молчала и ждала, он отвёл глаза и сказал шёпотом:
— Я потерял одного хорошего человека.
«
Пожарные всё-таки не успели... Или не пожарные? У него много разных дел, и разных людей. Зачем он вообще туда полез? Кто хранит оружие в магической аномалии?»
Она глубоко задумалась, продолжая держать ладонь на его груди, потом очнулась, когда он пошевелился и отодвинулся дальше, кивнул Вере на освободившееся узкое пространство между собой и кроватью, сказал шёпотом:
— Полежи со мной. Чуть-чуть, пять минут.
Вера мысленно фыркала как конь и спрашивала, а массажик ему не сделать, а физически уже ползла к нему, как загипнотизированная, убеждая себя, что пять минут — это ерунда.
Места было так мало, что она почти сразу же улеглась на министра, как они обычно лежали, он обнял её одной рукой, второй поправил её халат, накрывая раскрывшееся колено, и положил ладонь сверху, Вера осторожно щупала повязки на его груди, выбирая место, где не больно, и оставила руку там. Стало тихо, она закрыла глаза, чувствуя, что сейчас уснёт — его тепло и запах окутали её, погружая в состояние, в котором не важно вообще всё, кроме того, чтобы ничего не менялось. Но она с усилием вытащила себя из этого полусна, потому что чувствовала себя обязанной разобраться и поддержать его. Тихо спросила:
— Что за человек?
— Который? — сонным голосом ответил министр.
— Которого вы потеряли.
— А. Ну... Может, и не потерял ещё, — он мягко прижал её к себе сильнее, настолько сильнее, что она с опозданием поняла, что не так уж ему и плохо, как он тут изображал.
— Офигеть, — медленно выдохнула Вера, чувствуя себя окончательно идиоткой, ещё похлеще Эйнис, попыталась встать, но министр удержал её, тихо рассмеялся и безгранично довольным голосом мурлыкнул:
