– Вы правда в меня верите?
– Давно я за тобой наблюдаю, поэтому да, верю. Порви завтра всех. Обещаешь?
– Обещаю! – радостно воскликнул я и выпрыгнул из машины.
Предстоящая неделя должна стать решающей – или я окончательно проиграю, или пешка превратится в ферзя, дойдя до края шахматной доски.
* * *
Турнир давался мне на удивление легко. Он проходил в несколько этапов, и первых противников я будто даже и не заметил – они оказались слабее и младше. Но цель оправдывала средства – главным было выиграть, поэтому меня не волновали ни возраст, ни шахматные способности оппонента. Я пожимал руки, благодарил за партии, а потом расставлял любимые фигуры на доске ровно до миллиметра, чтобы ни одна пешечка не выступала за свою клетку.
Если я не был в школе, то без устали сидел за шахматной доской. Финал предстояло сыграть с сильным противником, и второе место в этой партии меня бы не устроило.
Как всегда, меня провожала Ира. Она внушала мне чувство непередаваемого спокойствия: своими вкусными сырниками по утрам, теплыми объятиями напоследок, подсунутой в карман шоколадкой «на всякий случай». Отец собирался лично сопроводить меня на турнир, и это стало не самой хорошей новостью – я не хотел, чтобы он смотрел.
Играть на его глазах значило взвалить на свои плечи еще большую ответственность, а я не был уверен, что вывезу даже имеющуюся.
Ира обнимала меня в дверях.
– Я верю, что ты вернешься чемпионом города и кандидатом в мастера спорта, – с улыбкой произнесла она.
Я доверчиво уткнулся ей в плечо, а она ласково потрепала меня по волосам.
– Спасибо, – прошептал я. – Надеюсь, так и будет.
Я хотел сказать, что люблю ее, но дверь распахнулась, и на пороге возник отец. Он обещал ждать меня в машине, но, видимо, устал там сидеть.
– Развели тут нежности, – протянул он, но звучало это совсем беззлобно.
Папа на удивление находился в дивно хорошем расположении духа. Когда я юркнул между ним и Ирой в открытую дверь, он придержал меня за запястье и слабо приобнял. Безжизненно постояв несколько секунд, я аккуратно выпутался и попытался вымученно улыбнуться – больше получилась взволнованная гримаса.
Я мечтал играть белыми, потому розыгрыш королевского гамбита по-прежнему манил: мне так и не удалось его реализовать. С черными фигурами было бы сложнее – я не питал уверенности, что смогу навязать противнику свою игру. Но на жеребьевку никто не мог повлиять, поэтому, разложив магнитную шахматную доску на заднем сиденье автомобиля, я двигал фигуры.
Пешка с е2 на е4, черные отвечают пешкой с е7 на е5. Дальше – белая пешка с f2 на f4, и все опять зависит от черных фигур: принимают они королевский гамбит или нет. Если принимают, то я бы разыграл Гамбит слона[9], как в бессмертной партии играли Андерсен и Кизерицкий… [10]
Склонившись над шахматами, я не заметил, как практически сполз на пол. Мои пальцы сами тянулись к фигурам, а те из-за своего маленького размера постоянно выскальзывали, нарушая динамику игры. Но меня это не сбивало: я знал ходы наизусть и даже смог бы разыграть партию вслух.
Только бы жеребьевка позволила мне сыграть белыми!
– Рудольф, приехали! – рявкнул отец. – Третий раз зову!
Я не услышал первых двух окриков. Спешно сложив все фигурки внутрь доски, я засунул ее в карман, словно талисман. Мне не хотелось играть без них.
Отец шел чуть впереди по прямому коридору шахматного клуба. Я – за ним, чуть отставая, задумчиво разглядывая светлые стены, увешанные фотографиями с турниров. Меня тревожила жеребьевка, но раньше времени отчаиваться не хотелось. Я боялся упустить удачу, которая сопутствовала мне на протяжении всего турнира. Ладони вспотели, и я незаметно вытер их о брюки.
