– Я знаю. И у нее есть полное право мстить… – тщетно пытаясь отогнать воспоминания о последних часах, ответил Асунаро. – То, что сделали с Ооками, ужасно.
Какое-то время они сидели молча, слушая нарастающий птичий гомон в предрассветной тишине и наблюдая, как восходящее солнце начинает окрашивать небо над кромкой леса. Итачи, пытаясь осознать услышанное, первый прервал молчание:
– Но кому это понадобилось?
Асунаро пожал плечами.
– Без понятия. Во дворце отрицают любую причастность к происшедшему. Ооками успешно закончил переговоры и собирался вернуться на Сейто. Но после того, как вышел во внутренний двор, больше его не видели. Стража посчитала, что он воспользовался порталом, и не обратила никакого внимания на то, кто был рядом с ним. Но на Сейто Ооками не появлялся… В любом случае тебе и Кицуне с Шикой лучше перебраться на время к нам, чтобы быть в курсе происходящего. А также… – добавил он после небольшой паузы, – чтобы это никак не могло затронуть дочь Нии-ши…
– Понятно… – протянул Итачи. – Ты думаешь, это может быть связано с Кагеро и ее мечом?
– У меня нет ни одной идеи. Поэтому я лучше позабочусь о вашей безопасности сейчас, чем потом буду жалеть о непредусмотрительности.
Такие доводы показались Итачи весьма разумными, он резко поднялся со скамьи и спросил:
– Мне разбудить Кицуне и Шику? Идем прямо сейчас?
– Нет, пока не стоит. У нас вечер, и я все же хотел бы несколько часов поспать. Спокойно соберитесь и ждите меня ближе к концу дня. Я сообщу, если…
Оборвав себя на полуслове, Асунаро тяжело поднялся, на прощание кивнул и пошел к выходу из поместья, чтобы открыть портал обратно на Хидари.
О том, что будет «если…», думать он себе категорически запрещал.
Глава 3. Томительное ожидание
Всю ночь и следующий день Кагеро просидела подле мужа. Положив пальцы на запястье Ооками, считала каждый удар сердца, отслеживая его тихое равномерное биение. Она видела, что заклинания лекаря Повелителя работали: раны медленно затягивались, оставляя за собой тонкие воспаленные дорожки шрамов. Изредка она поднималась – размять затекшие от неподвижного сидения в сейдза ноги и плечи, – но, как только переставала чувствовать пульсирующую под пальцами кровь, накатывала паника. Кагеро слишком хорошо знала это состояние – она находилась в нем долгие годы до появления в ее жизни Ооками – и возвращалась к кровати мужа до того, как леденящий страх потери охватывал настолько, что она не могла держать это чувство под контролем.
Размеренные легкие удары под пальцами прогоняли воспоминания. Кагеро подстраивала свое сбившееся дыхание в унисон с тихим дыханием Ооками и продолжала наблюдать. С каждым разом ей приходилось прилагать больше усилий, чтобы успокоиться – сказывались долгие часы бодрствования. Но спать она не решалась, помня, что в таком состоянии сны, полные кошмаров, спасением не являются.
Асунаро отправился на Сейто за Итачи и Кицуне еще на рассвете, он не мешкал с возвращением: лекарь наказал ему ежечасно проверять состояние шурина – первые несколько дней были решающими в борьбе за жизнь Ооками.
Дверь в комнату раненого оставалась постоянно открытой, чтобы при необходимости можно было без лишнего промедления позвать на помощь. Поэтому Асунаро тихо проходил по галерее и незамеченным останавливался в проеме. Несколько касаний амулетов, выданных лекарем, давали ему понять, что состояние Ооками не ухудшается. Каждый раз видел неподвижную прямую спину Кагеро и не решался тревожить ее беседами.
