Краем глаза Тора видела: стоящий рядом Асунаро едва заметно коснулся перстня, чтобы не терять ни секунды для заклинания в случае, если Нии-ши сочтет такое требование угрозой и попытается напасть на них. Но Кагеро первая отвела взгляд, признавая свое поражение: не произнеся ни слова более, она молча отвязала саю23 и с легким поклоном передала меч Асунаро. Тора не ожидала такого смирения и поняла, насколько обессилена Кагеро, чтобы без споров отдать свою единственную защиту на Хидари.
– Спасибо, что вывела нас обоих из этого безумного разговора, – вполголоса произнес Асунаро, когда за Кагеро закрылась дверь соседней гостевой комнаты. – Я должен был сказать ей это же сразу, но она так опутала меня своим состояниям безысходности, что и я потерял способность соображать. Не думал, что когда-либо увижу ее такой…
***
Открыв глаза утром, Кагеро первым делом подумала, что ей приснился новый кошмар, в котором Ооками теперь пытали, – обычно в подобных видениях он погибал от меча Куротачи24. Но в следующее мгновение поняла, что находится одна в спальне дома Асунаро, и окончательно осознала: кошмар был реальностью. Встать оказалось нелегко – кружилась голова и темнело в глазах. Кагеро заставила себя дойти до смежной со спальней уборной, скинула одежду и окатила все тело водой. Холодная, почти ледяная, – слуги не успели заранее нагреть ее, – моментально разогнала кровь и вернула ясность мысли. Приведя себя в порядок, она вышла на галерею и поспешила заглянуть в соседнюю комнату. Состояние Ооками мало изменилось с прошлого вечера, но после крепкого и долгого сна внутреннее напряжение исчезло: ушел панический страх потери, и от взгляда на почти затянувшиеся раны в ней всколыхнулась не боль, а желание отомстить за каждый порез, за каждый шрам. Следующим пришло чувство голода, поэтому она коротко коснулась губами запястья Ооками, чуть задержав взгляд на все еще незаживающих подушечках пальцев, и вышла из комнаты. У центральной лестницы она встретила недавно проснувшихся и полусонных детей: Саншуо и Цуру подбежали к матери, обняли ее. Кагеро присела и крепко прижала их к себе, устыдившись вчерашнего порыва последовать за Ооками к Повелителю душ и оставить детей сиротами.
– Мам, можно, мы немного побудем с папой? – широко улыбнувшись спросила Саншуо.
Огоньки счастья, мерцающие в ее глазах, успокаивали и дарили тепло, и Кагеро невольно улыбнулась дочери в ответ.
– Мы не будем шуметь, – поддержал сестру Цуру. – Просто посидим, как он сидел рядом, когда мы заболели и нам было очень плохо…
О чем говорили близнецы, Кагеро помнила – несколько месяцев назад она и Ооками метались между горевшими в лихорадке детьми, следили за их дыханием и поддерживали исцеляющие заклинания.
– Конечно… – она сглотнула навернувшиеся слезы и постаралась продолжать улыбаться как можно естественнее. – Думаю, папе будет приятно, если вы расскажете ему, как прошел вчерашний день!
Кагеро подвела детей к кровати Ооками, удостоверилась, что большинство еще не до конца заживших ран скрыто под одеялом, и отошла к стене. Однако даже вид испещренной шрамами руки испугал Саншуо.
– Мамочка, но зачем кто-то сделал папе так больно? – тревожно спросила она.
Желая поддержать отца, Саншуо обняла его за руку, как вдруг заметила незаживающие ранки. Нерешительно дотронулась до них и охнула, когда тяжелая расслабленная ладонь Ооками окутала ее пальцы, сжавшиеся от испуга в кулачок. Кагеро, рассеянно наблюдавшая за действиями дочери, сглотнула появившийся в горле ком.
