– А объяснил, почему?
Дверь опять открылась. Вбежал Илюха с клизмой. Но не такой, какой истязала Юльку Эльвира, а грушевидной. Литровой.
– Вторая клизма, Юлия Александровна. Но она– небольшая, так что вы просто встаньте, поднимите халатик и наклонитесь.
– Выйди отсюда!– крикнула Кременцова, стукнув по полу пяткой,– ты что, не видишь– я занята!
Илюха недоуменно остановился.
– Но Юлия Александровна…
– Пошёл вон! Урод!Через пять минут придёшь сюда, понял?
Илюха выскочил. Кирилл тёр пальцами губы, чтоб скрыть улыбку.
– Сучонок,– пробормотала Юля дёргающимся от бешенства ртом, стиснув кулаки до белых суставов. Она жалела, что не швырнула Илюху на пол, не повозила его как следует наглой, красивой мордочкой по следам своих голых ног, до сих пор не высохших– туалет был на сантиметр залит водой из сгнившей трубы. Но ярость внезапно утихла также, как разгорелась. Мысли вернулись на продуктивную колею.
– Так он объяснил, почему решил не ставить икону в церкви?
– Объяснил. Ему было непонятно, кто на ней нарисован.
– А у него возникли предположения, кто бы это мог быть?
– Да нет. Он даже считает, что это– вовсе и не икона.
– А что же это такое, по его мнению?
– Он сказал, что один лишь Бог это знает.
– Какого ж чёрта он притащил загадочный, непонятный предмет в иконную лавку, где его продали именно как икону?
– Я ему задал этот вопрос, и даже примерно этими же словами, за что был немедленно подвергнут тому, чему через пять минут подвергнут тебя– с той лишь разницей, что объектом промывки были мозги, а не жопа, как в твоем случае.
– Значит, ты ничего не понял?– с нарочитым презрением уточнила Юля. Кирилл ответил с досадой:
– Этих людей, если ты не в курсе, по многу лет в семинарии учат говорить так, чтоб никто ничего не понял.
На этот раз Кременцовой крыть уже было нечем. Но она ещё раз презрительно улыбнулась. Затем нахмурилась.
– На иконе точно никого не было, когда ты ее отдавал экспертам?
– Да, абсолютно точно. Это была пустая доска в окладе.
– И тот священник узнал её?
– Да, узнал. И, кстати, не очень то удивился тому, что она пустая.
Из коридора вдруг донеслись рыдания. Видимо, кто-то умер. Вновь взяв гитару и тронув струны, Кременцова спросила:
– А у тебя записная книжка с собой?
– С собой.
– Запиши, пожалуйста.
Кирилл вынул из пиджака блокнотик и авторучку.
– Что записать?
– Запиши: Лазуткина Марина Сергеевна, родилась пятнадцатого апреля, тысяча девятьсот шестьдесят девятого года, в городе Люберцы.
Кирилл быстро все записал.
– Больше ничего?
– Ничего. Найди мне её.
– Зачем?
– Если я прошу, значит надо.
Убрав блокнотик и авторучку, Кирилл поднялся.
– Ладно, найду. Так у тебя точно всё хорошо?
– Да, всё хорошо.
– Тогда я пойду.
– Иди.
– Тебе привезти что-нибудь?
– Не надо. Соседка шустрая. И с деньгами.
– А кто она?
– Проститутка.
– Ясно. Ой, кстати, чуть не забыл: что мне передать Карнауховой?
– Передай горячую благодарность.
– За что?
– За то, что по её просьбе меня тут полдня клизмили.
– Ладно. Пока.
– Удачи.
Вскоре после того, как Кирилл ушел, вернулся Илюха со своей клизмой. Юля играла танго, держа гитару на оголенном бедре здоровой ноги, поднятой на пальцы. Холодно поглядев на Илюху, она доиграла такт, и, швырнув гитару на одеяло, тихо спросила:
– Чего тебе ещё надо? Что ты пришёл? Ты уже три раза голую задницу мою видел! Может быть, хватит?
Медбрат вздохнул.
– Юлия Александровна, я– не врач. Я– человек маленький. Выполняю то, что мне говорят.
