– Я не буду смотреть, — решил заверить я смущенную девушку.
– Нет, лучше смотри… – те! — Выпалила она, переходя на крик и тут же залившись краской.
– Хорошо, что ты в штанах. Юбки задирать я не привык. — Сказал я и тут же смутился двузначности моих слов. Она стояла ко мне спиной и хорошо, что мы не видели лица друг друга. — Не переживайте, достаточно приоткрыть лишь небольшой участок мышцы. — Специально выразился термином чтобы не смущать её и себя ещё больше.
– Все! — Победным голосом сообщил я, прикладывая марлю к пострадавшему месту.
– Спасибо. Было не так больно, как я ожидала. — Сказала Прасковья, со стоящими слезами в глазах.
– Может тебе воды?
– Нет! — Открестилась она неожиданно испуганно. И тут же пояснила. — Давай уже закончим и пойдем комнату делить, а то вдруг вернется скоро.
– Тут стерильные иголки. Шприц здесь только один, вот этот. Остальные наверно забрали чтобы больных лечить.
– И как у Кузьмича получилось за два с небольшим дня, в своей комнате целую лабораторию организовать? — Просковья заворожено рассматривала убранство комнаты, состоящее из колб пробирок, пузырьков и баночек. Видимо хочет успокоится. Глубоко вздохнула. — Приступим! Нарочито громко сказала она, взяв шприц иголку, обработав и приступив к набору вакцины.
Одно неловкое движение трясущихся рук и вакцина разбивается об пол. В шприце успело набраться лишь пол дозы.
– Я все сейчас же залью спиртом и уберу. Тут ещё такой же пузырек есть! Нарочито бодро сказала она. Постараюсь не разбить его. — То ли пошутила, то ли всерьез сказала Прасковья.
Нужно сказать, рука у нее легкая. А вот лекарство стало расходиться нестерпимым жжением. Я стараясь не подавать вида поковылял в комнату. Она шла тоже ничем не выдавая боли. Понятно почему у нее слезы в глазах стояли и флакон из рук выпал. Но дойдя до комнаты я не выдержал, бросился на кровать и заорал дурниной.
– Ты чего? — Резво подбежала она.
– Лекарство расходится. Ааа ты кааак терпишь?
– Да ничего не терплю. Пощипало минутку с начала, а теперь хорошо все.
– Может я в сосуд попала? Дай посмотрю.
– Ну уж нет. Отойди лучше. И так воздуха не хватает.
– Ты весь красный! Что с тобой? Может непереносимость лекарства? Жди, я сейчас прибегу.
– Никон Кузьмич. Я только поставила он бросился на кровать, сказал, что больно расходится и вес вдруг краснеть начал.
– Что ты ему вколола?
– Что и себе. Правда, простите, один пузырек разбила, пришлось оставшуюся дозу из другого до – набрать.
– Какого другого? — Взревел Кузьмич.
Я почти в состоянии забытья, увидел, как он утягивает её за собой за ухо.
– Аааа. Вот из этого. — Доносится вопль из-за стены.
– Из этого? Именно из этого? — Разноситься взбешенный рев. – Ты могла хоть откуда, но набрала именно из этого? – ещё более громкий рев и звук пощечины.
– Так он такой же! – Обиженный, но полный страха голос, в перемешку со всхлипами в ответ.
– Ты читать училась? Сколько? Сколько ты ему ввела? Боюсь я не успею разработать антидот.
– Я…
– Отойди уже! – Судя по звону стекла, Прасковью с силой оттолкнули, но я это отметил лишь краешком сознания. – Это вещество я хотел испробовать на больных животных. – В сердцах продолжал Кузьмич. – Все – равно подохнут, а мне шанс панацею добыть.
– Так тут в пузырьке ещё около четверти осталось. – Уже совсем уже не о том начала переживать Прасковья. Накатила злость, она передо мной сейчас должна оправдываться и прощения вымаливать всеми силами пытаясь помочь. Я хотел было возмутиться, но боль накатила новой, ещё более нестерпимой волной, все мышцы одновременно сковало до боли, а способность думать и вовсе пропала.
