Hope for love - страница 2
– Ваш новый сингл за сутки набрал больше миллиона прослушиваний. Что вы чувствуете, когда видите такие цифры?
– Чувствую, что мой бухгалтер будет счастлив.
Она смеётся. Я улыбаюсь. Всё по плану.
Вопросы льются один за другим:
О вдохновении. О творчестве. О том, с кем бы я хотел спеть дуэтом.
Каждый раз – заранее заготовленный ответ. Честно? Я даже не слушаю себя. Просто нажимаю на внутренние кнопки – «улыбка», «ирония», «глубокомысленный взгляд».
Люди обожают образ – не человека.
И я давно перестал путать эти две категории.
– Есть ли у вас время на личную жизнь? – спрашивает ведущая, и я почти закатываю глаза. Но вместо этого – ещё одна улыбка.
– Конечно. Иногда у меня даже есть два часа, чтобы поспать. Представляете?
На экране – тысячи сердечек. А внутри – пустота.
Когда интервью заканчивается, я встаю, выключаю микрофон и только тогда позволяю себе зевнуть.
– Как всегда шикарно, – говорит Лариса.
– Как всегда, – повторяю я.
Хотя всё, чего я сейчас хочу – не фотосессий. Не концертов. Не новых треков. А просто… тишины. Или чтобы кто-то посмотрел на меня и увидел не плакат, а человека.
Но это уже мечты. А у меня по расписанию – новая жизнь каждые 15 минут.
Я только вышел из студии, потянулся было за телефоном, чтобы включить музыку – и тут же он зазвонил.
Имя на экране – «Отец». Без эмодзи, без уменьшительно-ласкательных. Просто – Отец.
– Да, – говорю я.
– Звук в интервью у тебя местами пропадал, – первым делом, без приветствий.
– Приятно, что ты смотрел. – Сухая ирония не проходит мимо.
– Я всегда смотрю. Это моя работа.
Работа, ага. И сын в списке проектов, как трек под номером три.
– Ты выглядел уставшим, – продолжает он. – Нужно быть бодрее, ты же лицо бренда.
– Спасибо, пап. Я тоже рад тебя слышать.
На том конце – короткое молчание. Потом он вздыхает.
– У тебя завтра встреча с лейблом. Не забудь.
– Я в курсе. Мне Лариса уже напомнила.
– Хорошо. И ещё… мы с матерью подумали, ты мог бы пока отказаться от этих песен про «одинокие сердца» и прочее. Это не тот имидж, который нам нужен. Что-нибудь попроще, веселее.
– Типа «сахар, малина, пляж»?
Он не смеётся. Я тоже.
– Я серьёзно. Ты – успешный молодой человек. Перестань играть в страдания.
– А если я не играю?
Пауза.
– Тогда найди способ страдать молча, – говорит он. – До завтра, Сергей.
Гудки.
Я смотрю на телефон, как будто он мог что-то мне ответить. Потом сажусь в машину и включаю радио. Попадается какой-то бессмысленный трек – «ла-ла-ла, любовь» – и я вдруг начинаю смеяться. Громко, почти до слёз.
Папа, я не играю. Просто никто не хочет платить за правду.
ТРЦ был, как всегда, шумный. Я узнал это место по запаху сладкой ваты, слабому перегару от охранника и истеричному визгу, стоило мне сделать два шага к витрине.
– АААА! Это он!
– Сергей! Сергей, пожалуйста, распишись!
– Я тебя обожаю! У меня весь потолок в твоих плакатах!
Я улыбнулся. Автоматически. Улыбка включается, как прожектор на сцене – по хлопку.
Мимо мелькали лица – переполненные слёзы, тушь, розовые чёлки, толстовки с моим именем, тетрадки, телефоны, визжащие девочки, одна даже заплакала, просто стоя в очереди за автографом. И все кричали.
– Сергей, ты настоящий?
– Ты красивее в жизни!
– А можно обнять? Пожалуйста! Пожалуйста! Ну хоть пальцем ткни!
Я обнимал. Рисовал сердечки. Писал: «Будь собой. Сергей». Одиннадцатый раз за сегодня.
Менеджер, Лариса, стояла в углу, следя за таймингом. Я знал: сорок пять минут – и ни минутой больше. Восемь секунд на фото, три – на автограф, два – на «Ты лучший!», ещё три – на «Спасибо, я стараюсь».