Вернулся он с двумя кружками, которые и поставил на стол. Кормчий разлил травяной чай и добавил на стол какие-то сухие коржики, которые на вкус оказались очень даже ничего. И так мы сидели друг напротив друга, пили чай, хрустели коржиками и смотрели глаза в глаза.
Я старалась не замечать пугающую тьму в области груди кормчего. А он знай себе видел эти старания да посмеивался добродушно.
Когда с чаем было покончено, я попросила Гринольва сесть прямо и вытянуть руки вдоль тела.
- Расслабься, - шепнула тихо.
Мужчина и глаза прикрыл, а я потерла ладони, словно в попытке согреть, и потянулась к груди кормчего, призывая все тепло, которое только было в моем теле.
Отозвалась силушка не сразу. Проснулась, потянулась внутри, аки кошка. Выгнулась и на мягких лапах медленно потекла под кожей, наполняя пальцы и ладони чудодейственной силой.
- Тепло-то как, - проговорил Гринольв, ощутив мою силу.
- Тепло – это хорошо, - улыбнулась я. – Это правильно! – а сама поглядела на тьму, которая и не думала сдаваться просто так, без боя. Как злобный враг, она собралась, подобная туче, и долго не поддавалась. Я тихо зашептала слова, те, которым научила бабка. Никогда особо не жалела, что не понимаю их значения, а сегодня вот отчего-то захотелось понять, что говорю.
«Главное, что заговор действует! - помнится, говорила бабушка, когда учила меня словам. – Чем сильнее хворь, тем больше отдашь своей силы. Главное — вовремя остановиться, чтобы сила не потянула твою жизнь»
Гринольв вдруг вздрогнул и открыл глаза. Я отстранилась. По лбу и по щекам текли капли пота. Сама не заметила, как тело начала бить дрожь.
Надо же, я чуть не нарушила завет бабки.
Чувствуя себя опустошенной, опустилась на лавку напротив кормчего и откинулась спиной на стол, собирая остатки силы.
- Э, родная, да ты гляди, сама-то не захворай, - проговорил взволнованно кормчий. Он поднялся на ноги и принес мне воды. Сунул кружку в руку и велел:
- Пей. Водица из родника, что наверху течет. Не волшба, конечно, но силу придаст.
Я сделала глоток. От студеной воды свело зубы и онемели губы, но она принесла облегчение.
Открыв глаза, кивком поблагодарила старика и устремила взор на его грудь. Вздохнула облегченно, заметив, что тьмы внутри кормчего заметно поубавилось.
Видимо, придется прийти снова. Может быть еще и не единожды.
- А знаешь, полегчало, - вдруг произнес северянин и распрямившись, замер, будто прислушиваясь к себе самому.
- Должно полегчать. Но надо мне будет прийти еще. Это не все. Сильная у тебя хворь, - я улыбнулась и допила воду. – Теперь все. Пойду, пока меня не хватились.
- Да осталась бы, - посетовал кормчий. – Лица на тебе нет. А у меня не хочешь, так к старухе иди. Она не откажет в крове.
Не откажет. Я знала это точно, но меня тянуло в дом, который, по сути, домом для меня не являлся.
Поднявшись на ноги, поблагодарила Гринольва за гостеприимство. Он, глядя на меня, только головой покачал и начал собираться. Накинул плащ, помог и мне с одежей, и сказал:
- Хорошо. Но я тебя провожу. И не хочу слышать никаких отказов. Зато буду спокоен, что ты добралась целая и невредимая, а не упала без сил где-то на тропе.
Улыбнувшись и не подумала отказаться.
Вместе мы вышли из дома и вместе направились к поселению.
************
Дни без Бьерна для меня тянулись очень медленно. Я не перебралась в его дом, но почти каждый день ходила туда, кормила Майю и потом вместе с ней забиралась на кровать, на которой когда-то спал он, и могла часами сидеть, глядя на пламя в очаге и вспоминая Бьерна. Я ужасно скучала по нему, так сильно не скучала даже за родной семьей. Но тешила себя надеждой на скорую встречу. Верила в то, что он вернется. Не могла не верить
