Я улыбнулась.
– Значит, будем уживаться. Сейчас я тебя покормлю чем бог послал, а с мытьем и прочим, извини, попозже: люди ждут.
Я обернулась к исправнику, ожидая увидеть брезгливую гримасу, но тот только поинтересовался с непроницаемым лицом:
– Куда вылить?
Оказывается, все это время он держал ведро.
– Простите. Вон под ту черемуху, если вам не трудно.
Вряд ли дереву повредит немного грязи с пола, а мыло я не использовала. В шкафах и ящиках нашелся только один кусок – серый и вонючий, но все же это было хоть какое-то мыло, и я пока отложила его для посуды и рук. Оттирая доски, обошлась уксусом, которого было несколько бутылок, и ножом.
– Поздновато цветет черемуха в этом году, – светским тоном заметил Стрельцов. Ведро он держал так, будто оно ничего не весило. – Я уже надеялся, что заморозков не будет.
Я повела плечами: ветер пробрался под накинутую шаль. Заморозки. Вот почему Глаша топила печку. Что ж, у меня будет время до лета решить, что делать с отоплением. Или, возможно, перебраться в другую комнату.
Если оно будет, то время.
Я прогнала эту мысль: вот когда арестуют, тогда и стану волноваться. Нечего раньше времени панику разводить.
– Вы уверены, что этот пес не бешеный? – спросил исправник. – На первых стадиях болезни они ластятся к людям.
Интересно, вакцину здесь уже придумали?
– Сейчас вынесу ему есть и пить и проверю, – ответила я с деланой небрежностью, хотя внутри что-то екнуло. Пес, будто понимая, что говорят о нем, ткнулся лбом в мое бедро. Я погладила его.
– Пойдемте в дом, – сказал исправник. – Не хватало вам простыть.
– Да, спасибо.
Кухня окутала меня теплом, но едва я расслабилась, как напряглась снова. Над доктором, сидящим на лавке, нависал управляющий, что-то говоря. Заметив меня, тут же замолчал, выпрямился. Интересно, что же он там нашептывал? Впрочем, можно догадаться.
Вымыв руки, я шагнула к печи и остановилась, едва не хлопнув себя по лбу. Приблудного пса собралась кормить, а людей? Правда, людей, в отличие от собаки, я не приглашала остаться. И все же неловко как-то.
– Вы голодны, господа? У меня есть гречневая каша.
Сливочного масла я не пожалела. Холодильников здесь, естественно, не было, и оно хранилось в глиняной крынке, залитое соленой водой. Так что экономить не было смысла: дольше недели все равно не простоит.
Варвара вытаращилась на меня так, будто я предложила ей поесть из собачьей миски. Мужчины остались невозмутимыми, но, похоже, я действительно сделала что-то не то, потому что экономка прошипела:
– Точно ума лишилась!
– Сперва работа, потом трапеза, – вежливо улыбнулся Иван Михайлович.
– Да, конечно. Пожалуйста, погодите полминуты. Я обещала…
Бросив немного каши в глиняную миску и плеснув воды в другую, я вышла во двор. Пес сидел, будто понял, о чем я ему говорила, и ждал.
– Вот, держи. Знаю, что одной кашей тебя кормить нельзя, но уж что есть.
Он несколько раз лакнул воды – я выдохнула – а потом жадно начал есть кашу.
Оставив миски на улице, я вернулась в дом.
– Еще раз прошу прощения, господа.
– Не за что, – сказал Стрельцов. – Вы дали нам возможность отдохнуть после дороги верхом. Из-за недавних дождей в коляске до Липок не доедешь.
– Деревня и есть деревня, – фыркнула Варенька, задрав нос. – В Ильин-граде все мостовые каменные.
И в деревню ее понесло явно не по собственной воле.
– Да, отдохнуть было необходимо: в моем возрасте поездки верхом даются не так просто, – сказал Иван Михайлович. – Несколько минут промедления трупу уже повредить не могут. – Он хмыкнул в бороду. – Надеюсь, там действительно труп. Был в моей практике случай: приехали на убийство, а покойник оказался живехонек. Притом что топор практически полностью ушел в ткань мозга…
