Управляющий сглотнул.
– Выйду подышу с вашего позволения.
– Простите. – Доктор смущенно улыбнулся. – Забыл, что вне профессиональных кругов…
– Ничего страшного, – успокоила его я. – Меня вы не напугали. Я проверила пульс на шее. К тому моменту челюсть уже окоченела…
И врач, и исправник изумленно уставились на меня.
– Вы обратили на это внимание? – спросил Стрельцов.
– Трудно было не обратить на это внимание, когда касаешься сонной артерии. Я хотела закрыть покойной рот, но, как я уже сказала, мышцы окоченели и ничего не вышло.
Не добежавший до двери на улицу управляющий сложился, не справившись с тошнотой.
– Так что к рассвету тетушка была мертва уже минимум три часа. – Я повысила голос: – Савелий Никитич, возьмите вон то ведро, – я указала на предмет, который раньше обозвала «лоханью для помоев», – и уберите за собой.
Управляющий и экономка уставились на меня так, будто я потребовала что-то совершенно непристойное.
– Да как ты смеешь? – прорычал он. Серо-зеленый цвет лица сменился на багровый румянец.
– Вы хотите заставить убираться… – я вдруг поняла, что понятия не имею, как зовут экономку, и просто ткнула в нее пальцем, – ее?
– Ах ты…
Экономка выплюнула ругательство – грязное и тупое, даже младшие школьники матерятся изобретательнее. Размахнулась, чтобы ударить. Но я не успела увернуться: пощечина пришлась в подставленную ладонь Стрельцова.
– Нападение на представителя власти при исполнении оным служебных обязанностей, – задумчиво прокомментировал он.
Экономка позеленела.
– Ваше сиятельство, да что же это! Да я же не вас, я же эту лентяйку проучить хотела. Сами ж видите, мелет что попало, совсем от рук отбилась.
– Вижу, – сухо произнес Стрельцов. – Имя и звание?
– Глафира Андреевна Верховская.
– Мне известно, как зовут хозяйку дома. Ваше имя и звание.
– Лукина Агафья Прохоровна, из духовного звания.
Варенька громко охнула:
– Дворянка позволяет отходить себя по щекам поповской дочке?
– Варвара, придержи язык.
В голосе исправника прорезалась сталь. Даже я поежилась. Варенька ойкнула и притихла. Экономка сравнялась цветом лица с давно не беленной кухонной печкой.
– Я… Ваше сиятельство, да я же любя! Да весь уезд ведь знает, почему ее в ежовых рукавицах… – Она сникла под ледяным взглядом исправника, но все же пробормотала: – Будет как с тем гусаром.
Интересно, что там за гусар? Впрочем, нет, неинтересно: мне только гусаров не хватало для полного счастья. И я совершенно не желаю знать, почему на лице Вареньки появилось что-то вроде сочувствия.
– Сотский! – рявкнул Стрельцов.
В дверях кухни возник мужчина в крестьянской одежде с начищенной медной бляхой, приколотой к армяку.
– Звали, ваше высокоблагородие?
– Просто «благородие», – поправил его Стрельцов. – Звал. Подожди минутку.
Мужик застыл. Было видно, что ему неуютно – то ли в чужом доме, то ли среди «господ». Я ободряюще улыбнулась ему, но, кажется, смутила еще сильнее.
Стрельцов повернулся к управляющему.
– Имя и звание?
– Я же представлялся… – Тот попятился, будто пытаясь спрятаться от пристального взгляда. Стрельцов молча ждал, и управляющий выдавил: – Савелий Никитич Кузьмин, потомственный дворянин.
– Настоятельно рекомендую вам удалиться в свою комнату и оставаться там до тех пор, пока я не приглашу вас побеседовать.
Управляющий закивал, будто болванчик, и испарился. Исправник снова обратил внимание на сотника.
– Проследи, чтобы экономка прибралась в коридоре, и проводи ее в ее комнату. Там она будет находиться под твоим присмотром, пока я занимаюсь другими делами.
