Как? Как я тут очутилась? Почему я? Не имею ни малейшего представления. Рада ли? Скинуть пару десятков лет и столько же килограмм — дело приятное, а вот стать обвиняемой в убийстве, о судьбе которой сейчас спорят два абсолютно незнакомых мужика, — ничуть!
— Ну а что? — Брюнет сидел напротив начальника тюрьмы Ллойса в расслабленной позе и крутил в пальцах тот самый шарик, а заодно пытался выторговать меня. — Она хорошенькая…
— Это же не повод, Эдверег! — противился его оппонент. Тот-то как раз был напряжен, то наваливался на стол, то откидывался назад, не мог найти себе место. — К тому же в восьмой раз! Серьезно?
— В первые семь все прошло хорошо, — хмыкнул мужчина, чье имя я наконец узнала.
Эдверег… Прямо пахнуло чем-то из скандинавских легенд, где хмурые мужчины с топорами мечтают погибнуть в бою, чтобы оказаться в Вальхалле. Правда, обладатель бархатного голоса на викинга не тянул. Слишком гладко выбрит. Широк, высок, но изящен. На военного похож, да, но, пожалуй, в отставке. Был у меня один знакомый, который из полковника во владельца охранной конторы переквалифицировался, то есть ушел с головой в бизнес. Так вот, едва уловимо, но я ощущала сходство. И что же господин Эдверег не-викинг задумал? Что сделал-то с упомянутыми семью прошлыми? Продал? На органы пустил? Что тут вообще с обвиняемыми в убийстве делают?
Оторвавшись от отражавшейся в стекле незнакомки, я постаралась различить, что там за окном. А главное, высоко ли. А то мне бы сбежать, но дверь господин начальник тюрьмы запер. Может быть, через окно выйдет?
— У нее есть родственник, — снова возразил Ллойс.
— Ты о том борове из камеры? — Эдверег вскинул бровь, многозначительно посмотрел на своего товарища, а затем повернулся ко мне.
— Госпожа… эм…
— Садья, Тасия Садья, — подсказал ему господин начальник. — Во имя Вассары, даже имени не знаешь, а замыслил такое…
Ллойс явно хотел продолжить в нравоучительном тоне, но брюнет остановил его, подняв руку.
— Госпожа Садья, — произнес он, сверля меня взглядом на меня, и было в этом что-то такое изучающее, пытливое до чрезмерности. — Желаете выйти из тюрьмы?
«А можно?!» — хотелось воскликнуть мне, но, хотя я и пребывала в шоке, а возможно, и в состоянии отрицания происходящего, ибо уж больно оно было нереалистичным, сдержалась. Спокойствие, держим лицо, дышим.
— А вы видели желающих в ней оставаться? — уклончиво отозвалась я, пытаясь смириться с тем, что мой голос теперь звучит иначе.
— Будем считать, что это значит «да», — усмехнулся Эдверег. — Согласны выйти под поручительство своего родственника?
— Того, которого вы пинали в живот, воплощая мою сокровенную мечту? — уточнила я.
Кажется, формулировка вопроса Эдверегу понравилась. Он обернулся к другу и, улыбаясь, спросил:
— И ты еще интересуешься, зачем мне оно надо? Особа с таким острым языком и руками, обагренными кровью… М-м-м… Многообещающе!
— Ой, не перегибай! — отмахнулся от него Ллойс.
О, кажется, мой спаситель хоть и красив, но с отклонениями. Там, похоже, в голове не рыжие таракашки, наподобие тех, что в студенческой общаге во времена моей молодости жили, и даже не их дальние мадагаскарские родственники. Там что-то посерьезнее обитает. Но тем не менее…
— Его поручительство предполагает нашу встречу? — спросила я.
— О, не только встречу, но и совместное проживание до вынесения вам приговора, — пояснил Эдверег.
