Арабес выразил что-то вроде удивлений, но она продолжала:
– Это действительно так. Мыслями о нем наполняется вся моя жизнь. Для некоторых все это странно, но я ничего с собой поделать не могу и, похоже, уже никого не смогу любить кроме него, так как думаю о нем как о живом. Это была моя богом посланная половина, и другой половины в этом мире для меня больше нет. Бог двух половинок своим любимцам не дает.
– Выкинь эти мысли, у тебя все еще впереди. Бог за такую любовь к нему все, что попросишь, даст. Ты настоящий ангел, нужно только расправить крылья. Не думай о счастье в каком-то божественном будущем, живи настоящей, и только настоящей жизнью. Заставь себя полюбить человека, который мог бы быть с тобой всегда. Я не тот, кто тебе нужен.
Я тоже был в Афгане, выжил, но души твоего погибшего возлюбленного во мне нет. Ты не вздумай фантазировать по этому поводу. Многие из нас-погибших просили отлюбить и за них. Наказ вроде бы святой и как долг, но уместен ли здесь и с тобой? Как же можно себя заставить любить нелюбимую даже во имя долга военному братству?
– Молча, стиснув зубы, если считать, что долг платежом красен, а тем более военный.
Ее ответ его обескуражил, и он не знал что ей ответить, а она, усмехнувшись, посмотрела на него, поднявшись, отошла.
– Да, жизнь не похожа ни на мои, ни на твои фантазии. Если это так, то…
Она перебила его:
– Бог если есть, то он должен по желанию каждой невесты погибшего солдата дарить души погибших живым их собратьям, и даже их чувства.
– Выходит, ты уже начала сомневаться в его существовании. Иначе получается, что каждый выживший солдат должен иметь как минимум две души? Неужто предполагаешь – нам, выжившим мужикам, жить разделенными на несколько душ? Они же его разорвут на части.
– Есть же полигамная семья, так почему же не может хоть на время быть полигамная душа, чтоб вдовы не мучились хоть иногда?
– Душевный гарем кормить в себе не каждому по карману, и не грехом ли это будет?
– Если это будет за себя и за того погибшего парня божьей наградой, то может быть и честью, без душевных мучений и затрат. Пусть это будет жизнью во благо, чтобы такие, как я, не мучились переживаниями по поводу погибших возлюбленных.
– Ну, вот ты и сама изменила своей вере, – с усмешкой отвечал он. – Своего бога придется забыть и поклониться другому богу, который будет заботиться о душах погибших, чтоб они попали в безгрешные тела. Души погибших во имя живых становятся святыми, и в какое живое тело они переселятся, ему должно быть все равно. У нас после всех войн должны жить одни душевные монстры с душой своей и еще святой, и не одной. Выходит, и с женой надо будет жить, и уметь налево ходить, чтоб в грехе не жить. Души ревновать же друг друга будут.
– Настоящий бог должен заботиться о теле, чтоб в нем души не бунтовали и порядок знали.
– Тогда надо будет признать, что тело создано наподобие русской матрешки, а не по его подобию, или не у всех. Ту плоть, которая находится ниже шеи, нужно уже не убивать, а уметь дарить – она, видимо, богом для этого и создана. Чем больше она будет в состоянии удовлетворения, тем выше будет гармония плоти и духа и ближе к счастью, а значит и к богу, будем все мы. Духовное оскопление, как и физическое, может иметь только один смысл – кары. В данном случае тебя карать – значить богу грех на душу брать. Пусть избавит Господь таких от всех мучений и даст любви.
