Йена облегченно улыбнулась. Тай крепко сжала губы, не собираясь извиняться за плевки. Знала, что позже сестра выскажет ей за драгоценного Мелека, но что поделать могла, если соседские ребята так и общались между собой, а ей приходилось не отставать от них. К тому же сын старейшины и так считал ее хилым и нуждающимся в постоянной опеке ребенком, чего не старался скрывать, посмеиваясь над братом Йены. Хорошо, что делал это в лицо, а не разносил среди остальных мальчишек. Поэтому дерзостью Тай прикрывалась как щитом.
– Несите сами своего кота, – сказала. – Я пойду к ручью.
Йена встревожилась.
– Ба ругаться будет, если узнает.
Бабушка найдет, за что ее отругать, даже если не узнает, где была. Тай скривилась.
Чем старше становились они с Йеной, тем больше Таната придумывала правил. Теперь вот утянула Тай в бинт, чтобы оставалась такой же плоской, как и раньше. Бинт давил, мок, плохо сочетаясь с хорошим настроением. Кожа под ним свербела, доводя Тай до трясучки от желания залезть под него ногтями и поскрестись. Никогда не думала, что даже чесаться придется тайком, не привлекая внимания.
А еще не могла подвернуть штаны как раньше, потому что ноги у нее оставались белыми и гладкими. Еще один повод для издевательств. О том, что скажут в деревне, когда в положенное время лицо щетиной не покроется, страшно было думать.
Сестру попробовала успокоить:
– Я только умоюсь. – И посижу одна, добавила про себя, с голыми ногами. – Скажи бабушке, что землянику посмотрю. Если поспела, то завтра сходим вместе.
Весна была прекрасна, но больно быстро пролетела, забрав с собой прохладу. Теперь будет тянуться нескончаемая тяжелая духота трех месяцев, еще и четвертый по обыкновению с собой захватит, прежде чем сгинет, уступая место туманам и сырым ветрам, позволяющим закутаться в широкий пуховик.
Солнце появлялось редко, сухого зноя земля не знала. Влага висела в воздухе неизменно как прилипшая к этому месту. Деревенские облегчали себе жизнь как могли, а Тай не могла, оттого покрывалась красной сыпью, шелушилась и ненавидела всех и каждого.
В доме тоже приходилось оглядываться, потому как могли соседи заявиться. Только за полосой леса, на открытом взору лугу могла остаться одна. Туда Тай и стремилась в свободное время. Да и в несвободное тоже, заранее мирясь с вечерним нагоняем от бабушки.
Бурых скал уже не опасалась, за столько лет не встретившись ни с кем из их обитателей. Острые хребты просто были и дышали туманом, как неизменная часть пейзажа. Таинственная, о которой можно придумать что-то.
Иногда думала о случайном знакомстве с Сафом, ушедшим в Торн больше четырех лет назад. Первое время ждала его, как помешанная каждый день бегая к валуну у ручья и обыскивая камни и землю в поисках какого-нибудь знака. После приходила раз в неделю, потом забредала иногда и безо всякой уже надежды. Последний год сама над собой посмеивалась, вспоминая судорожные поиски и дежурства до самого вечера – а вдруг покажется, вдруг придет, а ее нет.
Сперва решила, что его айсерги съели. Это расстроило, тогда переиначила и представила, что семью оставлять надолго не хочет. Жив, здоров, просто помогает старым родителям.
Отбиваться от айсергов. Тай хмыкнула, нарисовав себе эту картину. Оттерла шею от прилипшего после леса мусора, взъерошила волосы на затылке.
Трава поднималась до самых колен, еще не высушенная, но уже поникшая, однако не кололась, ступать по ней было приятно. Зеленела везде, куда ни падал взгляд. А у самого берега становилась и вовсе изумрудной. Там Тай бросила на землю башмаки, которые тащила в руке, закатала штанины до колен и шагнула в ручей, где вода оказалась настолько ледяной, что в первый момент обожгла.
