Хранитель пчел из Алеппо - страница 23
– Просто достаньте все, а потом мы попробуем найти подходящий.
Иду в кухню и нахожу там глубокую миску. Мухаммед терпеливо ждет моего возвращения. Я собираю ключи с дерева – те, что повыше, снимаю с помощью лестницы. Вскоре миска наполняется, и я дважды проверяю, не пропустил ли какой-нибудь ключ. Обернувшись с добычей в руках, я замечаю, что Мухаммеда уже нет. К луже ползет червяк.
Заношу миску внутрь, поднимаюсь наверх и ставлю ее на тумбочку рядом с Афрой, возле стеклянного шарика. Стараюсь не разбудить жену. Опускаюсь на кровать. Афра лежит лицом ко мне, закрыв глаза и положив руки под щеку. Она дышит медленно и размеренно. Отворачиваюсь и устремляю взгляд в темноту, потому что не могу закрыть глаз. Снова вспоминаю время, проведенное
я встретил Мухаммеда.
На другой стороне реки Аси находился забор из колючей проволоки с дырой метра два в диаметре, напоминавшей разинутую пасть. Люди перекидывали через него вещи, а сквозь прореху передавали младенцев. Пока еще не рассвело, проводники сказали всем лечь на живот и ползти по пыльной, поросшей папоротником равнине.
Оказавшись на территории Турции, мы прошли еще миль сто через поля пшеницы и ячменя. Стояла тишина. Афра держалась за мою руку и дрожала от пробирающего до костей холода. Через полчаса пути мы заметили вдалеке выбежавшего на дорогу ребенка – темный силуэт на фоне восходящего солнца. Он помахал рукой и побежал в сторону домов.
Мы приблизились к деревне, где стояли небольшие домики с террасами и открытыми окнами, откуда выглядывали люди. Кто-то выходил наружу, народ группами собирался вдоль обочин, глядя на нас во все глаза, будто мы были бродячими циркачами. Увидев длинный стол с пластиковыми стаканчиками и кувшинами с водой, мы остановились и утолили жажду. Местные женщины вынесли нам одеяла, а еще протягивали нам хлеб, кульки с вишней и небольшие пакетики орешков. Затем отступали, глядя нам вслед. Только потом я понял, что смотрели они не с удивлением, а со страхом. Я представил себя на месте тех людей: на их глазах сотни беженцев, сломленных войной, шли вперед, к неизвестности.
Через час ветер усилился, мешая идти. Донесся резкий запах нечистот, и мы вышли на открытое пространство. Повсюду стояли палатки, а люди спали на одеялах среди гор мусора.
Я нашел местечко под деревьями. Кругом царила незнакомая мне тишина. В Сирии она таила опасность, способная взорваться в любую секунду снарядом, выстрелами из пулемета или тяжелыми шагами солдат. Где-то далеко, со стороны Сирии, задрожала земля.
С гор подул ветер и принес запах снега. В моей голове возник образ – белое сияние Джебель-эш-Шейха[5], первый снег, увиденный мною много лет назад. С левой стороны – Сирия, справа – Ливан. Границы, очерченные горными грядами и морем. Мы положили в реку дыню, и та треснула от холода. Мама укусила зеленую обмороженную мякоть. Что же мы делали там, на вершине мира?
Рядом со мной заговорил мужчина. Он спросил:
– Когда ты принадлежишь кому-то, а его уже нет, кто теперь ты?
Человек выглядел понуро – с грязным лицом, растрепанными волосами. Брюки были в пятнах, от него несло мочой. В темноте раздались звуки, похожие на крики животного. До меня долетел запах гниения и смерти. Мужчина дал нам бутылку воды и велел посидеть на ней, пока та не согреется. Прошла ночь, над горизонтом поднялось солнце. На земле лежали еда и новое одеяло. Кто-то принес черствый хлеб, бананы и сыр. Афра поела и снова уснула, положив голову мне на плечо.