Христианство и современная мысль - страница 15

Таким образом, эта ложная идея в теологии, что вдохновение заключается в букве книги или символа веры, а не в его духе, рассматривается как противоречащая человеческому прогрессу.

И затем есть другая Теология, которая противостоит человеческому прогрессу. Это Теология Страха. Она говорит об аде, а не о рае; она стремится устрашить, а не воодушевить; она движет людьми страхом опасности, а не ведет их надеждой. Ее господствующая идея – суровая, неумолимая справедливость; ее Бог – Бог мщения, который не может простить, пока полная кара за грех не будет понесена какой-либо жертвой; чье милосердие прекращается со смертью; который может простить грех только в течение нашей короткой человеческой жизни, а не после того, как мы перейдем в иной мир. Чтобы смягчить его гнев или умилостивить его справедливость, должна быть разработана некая схема спасения или план искупления. Он не может простить из чистой, свободной благодати и из своей безграничной любви.

Теперь те, кто придерживается такой теологии, будут применять ее дух в человеческих делах. Она войдет в уголовное законодательство, в обращение с преступниками. Она сделает наказание главной идеей, а не реформацию. Иисус учил безграничному состраданию, бесконечной нежности к грешным, слабым, несчастным людям мира. Он учил, что сильные должны нести бремя слабых, праведные должны помогать злым, и что мы должны побеждать зло добром. Когда этот принцип будет применен в человеческих делах, великие язвы общества исчезнут: невоздержанность, распущенность, нищенство, преступность будут излечены радикально. Общество, очищенное от этих ядов, пойдет вперед к более благородным достижениям, чем когда-либо мечталось. Но этот принцип не будет применяться, пока преобладает теология страха и о ней думают больше, чем о любви. Прогресс человеческого общества зависит от радикального излечения этих социальных зол, а не от их простого сдерживания. И исцелить их можно только с помощью такого взгляда на Божественную святость и Божественное сострадание, которому учит Иисус в Нагорной проповеди и Притче о блудном сыне, показывая корень преступления в грехе и внушая глубокую веру в спасительную любовь Божию.

Некоторым может показаться, что я захожу слишком далеко, утверждая, что истинная теология лежит в основе человеческого прогресса. Они могут приписывать человеческий прогресс другим причинам – прогрессу знаний, научным открытиям, таким изобретениям, как книгопечатание, паровая машина, железная дорога и т. п. Но я верю, что духовные идеи лежат в основе всех остальных. То, что человек думает о Боге, долге и бессмертии, – короче говоря, его теология, – оживляет или притупляет его интерес ко всему остальному. Все, что возбуждает совесть, веру и любовь, также пробуждает интеллект, изобретательность, науку и искусство. Если нет ничего выше этого мира или за пределами этой жизни; если мы произошли из ничего и никуда не идем, какой интерес может быть в мире? «Давайте есть и пить, ибо завтра умрем». Но если мир полон Бога, – если мы исходим от него и идем к нему, – тогда он становится везде чрезвычайно интересным, и мы хотим знать о нем все. Наука всегда следовала по стопам религии, а не наоборот. Веды предшествовали индуистской цивилизации; Зенд-Авеста проложила путь к персидской; древнейшие памятники Египта свидетельствуют о наличии религиозных идей; Законы Моисея предшествовали правлению Соломона; и эта цивилизация, объединившая греков, римлян, готов, вандалов, франков и саксов в общую цивилизацию, черпала свою связующую силу из жизни Того, чья идея заключалась в том, что любовь к человеку была другой формой любви к Богу. «Само слово человечество», – говорит Макс Мюллер, – «берет свое начало в христианстве». Никакой такой идеи, а следовательно, и такого термина, не было среди людей до прихода Христа.