Читать онлайн Агнесса Панфилова - Хроники Домовых

Глава 1

По лабиринту коридоров

Во тьме осеннего леса слышался шум деревьев и журчание протекающей неподалеку речки. Каждое дуновение ветра напоминало о приближающейся зиме, и дрожь устроила по телу марафон, оставляя за собой мурашки. Босые ноги холодила опавшая листва, и наигранное спокойствие сменялось тревогой каждую минуту, пока эти чувства не смешались и не взорвались в самой груди от голоса Цоколя.

– Что-то ты совсем, Тихушник, бдительность потерял. Ты вообще видел, что у тебя на втором этаже происходит? Бордель на притоне, кинжал на патроне, – с каждым словом голос становился яснее, и я чувствовал приближение собеседника, но не видел его, – где ты вечно пропадаешь? Вчера скорая в подъезд не попала – бабушка от инфаркта умерла. На пару минут опоздали. А где был в это время Тихушник? Снова по лесу шатался, птичек слушал. А тебе птички сказали о том, что ты идиот? – фразы уже вращались вокруг меня, становясь то тише, то громче. Я вертел головой, пытаясь поймать слова, а потом и сам начал кружиться. Каждая реплика Цоколя раскручивала меня, как волчок – я начал спотыкаться о свои ноги, цепляясь глазами за быстро меняющуюся картинку. Спустя некоторое время голос наконец стих, и я обессиленно рухнул на землю.

– Вставай! – Поздно уже в ногах валяться. Хватит молчать! Вставай! – он внезапно дернул меня за шиворот и поднял вверх. От этого резкого движения, я пришел в себя, – О чем ты все время молчишь? Поведай мне, Тихушник!

– О том, что бесполезно говорить вслух, тем более тебе, – попытался я передать эстафету виновного.

Цоколь сделал вид, что задумался, внимательно рассматривая мое лицо, и отпустил мой ворот. Пронзительный взгляд – совершенно невинный, но в то же время холодный как лед, пробирал до костей. Из-за вечно больших зрачков, напоминающих две бездонные ямы, его глаза казались совсем черными. Но я знал, что на самом деле они были окрашены в цвет пасмурного неба. Длинные седые волосы, как обычно, собраны в пучок. Сам он был маленького роста, в меру спортивен, постоянно носил серый балахон и высокие черные ботфорты, которые громко цокали, предупреждая о приближении. Таким представал Цоколь в человеческом обличии. Я ни разу не видел его превращения и не был у него в гостях, изредка лишь проходил мимо грязных окон старого многоэтажного дома, слепленного из пепельно-серых кирпичей. Казалось бы, абсолютно заурядная постройка, но этот дом считался городской легендой, так как он был первой многоэтажкой в нашем районе. И по мере появления в городе похожих домов, он становился поводом для слухов и всяких небылиц.

– Уж не о своих ли тесных отношениях с Новостроем ты боишься мне рассказать? Думаешь, если у меня окна в грязных разводах, так я не вижу ничего? Ошибаешься, Тихушник. Я знаю, что ты помогал ему с несущими стенами – ай да зря, помогал. Доверять ему нельзя. Попомнишь мои слова. Со временем только их вспоминать будешь… вспоминать будешь, – эхом донеслась последняя фраза Цоколя, а сам он уже растворился в дали леса.

Я продолжал стоять на месте, словно ноги превратились в фундамент, вкопанный в землю. Думал ли я о словах Цоколя или о завтрашней встрече с Новостроем – не знаю, но мне совершенно не хотелось возвращаться домой. Всю ночь я блуждал по лесу, слушая пение птиц, и только утром отправился на свою улицу Правды.

Шаг за шагом, я впитывал влагу из асфальта, по которому только что прошел октябрьский дождь. Я шел за дождем, а не после дождя. «Я жил за вождем, а не после вождя», – так постоянно говорили Хрущи, над чем я изредка посмеивался в своих стенах. Только теперь пришло осознание, что на моем веку было бы глупо так выражаться, и единственный, за кем могу пойти я – это дождь.

Голые ветви клена скрывали часть моего дома. В зависимости от сезона он всегда радовал меня своей насыщенной зеленью или лимонной желтизной. Честно признаюсь, я даже завидовал его яркости, потому что именно ее так не хватало моим серым стенам и облезло-синим балконам.

Оказавшись на детской площадке перед парадным входом в дом, я убедился, что вокруг никого нет, и закрыл глаза, настраиваясь на превращение. Затем резко рванул вперед и побежал. Мои руки начали закручиваться в клубки, как ленты. Ноги становились короче, а кожа стягивала скелет, сливаясь с ним в однородную массу. Соприкоснувшись со зданием, я равномерно и плавно растекся по стенам дома и сразу начал чувствовать настроение квартирных разговоров, понимая, кому из жильцов сейчас нужна моя помощь.

В двадцатой квартире хозяйку снова избил пьяный муж. Их семейные разборки часто нагоняли на меня тоску, потому что я не знал, кто больше виноват в скандалах: Лилия, изменившая супругу прямо в их постели или все-таки Андрей, ее муж, который уже несколько лет пьет не просыхая. И сейчас я вижу, что Лилия забилась в угол своей комнаты и около часа льет слезы, отчего мне пощипывает трещины в стенах.

В попытке остановить ее истерику, я сбросил с полки их свадебную фотографию. Рамка разбилась, от громкого звука Лилия вскочила на ноги и начала с ужасом в глазах разглядывать некогда счастливые лица на фото. Не знаю, о чем женщина думала в этот момент – для меня было главное, что она успокоилась.

Блуждая по дому, я пролетал мимо повседневных бытовых ссор, телефонной болтовни одиноких женщин бальзаковского возраста и празднующих День граненого стакана алкоголиков. Все эти сцены были заезжены до дыр и не вызывали никакого интереса. Внешне каждый этаж был похож на предыдущий, но запахи – везде разные. Квартирные ароматы также отличались: где-то пахло подгоревшей выпечкой, о которой забыли хозяева. У любителей живописи в нос ударяли резкие акриловые краски, но в большинстве случаев меня преследовал запах старости и алкоголя. Вдруг мое внимание привлекли крики с пятого этажа третьего подъезда. Я отчетливо слышал детский плач и грубый мужской голос, это заставило меня направиться в сорок первую квартиру.

– И чтобы я не слышал больше ни слова о матери! Я же говорил тебе? Отвечай! – Прокуренным голосом кричал мужчина на своего сына. – Ишь, как только услышала о переезде, сразу решила позвонить. Пойми уже, она не о тебе думает, а о новой квартире. Если я еще раз увижу, что ты разговаривал с ней и просил тебя забрать; если я узнаю, что ты жаловался на меня, то…

– То ты опять… ударишь меня? Потому что больше… ни на что не способен! И мама ушла от тебя только потому… что ты бил ее. Я ненавижу тебя! Не… навижу! – Кричал мальчик, всхлипывая от слез. Его лицо было багрово-красным, руки сжаты в кулаки. Он отчаянно пытался доказать папаше свою правоту. За это малыш незамедлительно получил такую сильную пощечину, что не устоял на ногах и упал на пол.

– Это уже ни в какие ворота не лезет! Как у тебя язык только повернулся сказать такое, сучонок? Хочешь к мамаше – вали! Только пока ты живешь в моем доме, за слова придется отвечать! – Заорал мужчина, но стоило ему замахнуться, чтобы нанести следующий удар, как я не выдержал и сорвал трубу в ванной. Вода стремительно хлынула мощным потоком, оставляя крупные брызги на потрескавшейся плитке. Это отвлекло мужчину, и он тотчас ринулся в ванную, забыв о разговоре с сыном. Схватив первое попавшееся под руку полотенце, он начал затыкать трубу. Вода и матерные возгласы растекались по всей квартире. Еще около минуты я наблюдал за этой картиной, и решил проверить мальчика. Он сидел на корточках, обняв колени руками и хныкал, смотря на дверь ванной. У меня не было возможности остановить эти слезы, но по крайней мере я знал, что он в безопасности.

К вечеру стало спокойнее: молодые мамаши вернулись с прогулок, покачивая в колясках своих малышей. Трудящийся народ потихоньку возвращался домой с работы, неся в руках пакеты с продуктами, а кто-то, наоборот, только под вечер выбирался на улицу, чтобы встретиться с друзьями или прогуляться перед сном. Люди почему-то казались мне одинаковыми в такие моменты – все они без исключения день ото дня провожали солнце с усталостью и жалостью к себе. Беспричинная грусть часто преобладала над положительными эмоциями моих жильцов, порой не давая вырваться радостным чувствам и насладиться по-настоящему прекрасными моментами.

Спрятаться от людской тоски мне помогала восьмая квартира. Здесь всегда было тепло, и добро витало в воздухе, перемешиваясь с пылью старых книг. В этой квартире жила бабушка Зина, которой часто привозили внучку на выходные погостить. Вот и сейчас, она сидит в своем любимом велюровом кресле и читает Катюше «Сказку о Царе Салтане». Катя внимательно слушала, как маленький царевич просит волну не губить их с мамой, а поскорее вынести на сушу.

– Бабуль, а если я попрошу волну, она познакомит меня с золотой рыбкой?

– Конечно, познакомит. И с золотой рыбкой, и с гусями-лебедями, и со всеми тридцатью тремя богатырями. Но это уже будут другие сказки, а сейчас тебе пора спать, – приговаривала бабушка, укладывая Катю спать.

– Бабуль, оставь мне пожалуйста свет.

– В последнее время у нас так часто вышибает пробки, что я не хочу рисковать. Вот, переедем в новый дом, и там будем включать ночник, – после этих слов бабушка вышла из комнаты, тихонько прикрыв за собой дверь.

Казалось, Катя и не думала засыпать. Она испуганно вглядывалась во мрак комнаты, словно неведомое чудовище могло выскочить на нее из угла. Но тут я щелкнул выключателем и ночник залил комнату теплым светом. И почему они собрались куда-то переезжать? Вот же свет, и ничего не выбивает. Девочка сначала удивилась, но потом на ее губах заиграла легкая улыбка. Прижав к груди плюшевого зайчонка, она уснула. Несколько минут я смотрел на закрытые веки Кати и слушал ее мирное дыхание.

Я покинул квартиру бабы Зины и начал летать по коридорам дома. Свет от уличных фонарей, падал сквозь окна на лестничную клетку, создавая в подъезде атмосферу домашнего уюта. Казалось, будто отключили электричество, и все люди в доме зажгли в квартирах свечи. Я наслаждался загадочной тишиной ночи, пока не почувствовал, что у моего торца кто-то стоит и бьет кулаком в стену:

– Выходи! Тихушник, выходи быстрее! Ты мне так нужен сейчас. Мою стройку хотят заморозить… Тихуш… – это был голос Новостроя.

Глава 2

Новострой

Я мысленно спустился на первый этаж и сосредоточился, чувствуя, как каждая моя частичка покидает стены дома. Мгновение спустя я уже стоял перед подъездной дверью. Мои руки тряслись от перенапряжения – такое случалось после превращений, и нужно было дать себе время, чтобы свыкнуться с телом. Размяв немного мышцы, я подошел к домофону. «Давно пора бы уже починить эту чертову дверь», – пронеслось у меня в голове, когда я в пятый раз вдавил кнопку в стену. Наконец, услышав знакомую трель, я вышел на улицу.

Новострой стоял, понурив голову и упираясь кулаками в стену. Вид у него был подавленный, а вся одежда какая-то рваная, словно он отбивался от своры собак. Зачесанные назад красные волосы напоминали вязаную шапку. Шнурки на черных кедах развязались и были мокрыми от утренней росы.

– Привет, давно не виделись. Выглядишь, мягко говоря, не очень. Что у тебя случилось? – спросил я, обеспокоенно его разглядывая.

– Тихушник, наконец-то ты пришел! У меня большая беда – я не знаю, что мне делать. Мою стройку… мое здание… его хотят заморозить, а если это случится, то я буду навсегда замурован в бетон и мои стены станут укрытием для бездомных и площадкой для подростков. – В панике Новострой схватил меня за плечи и встряхнул. – Или меня вообще снесут к чертям собачьим!