Воля к жизни моей, дань бессмысленной вере.
Скинь же маску свою, я ведь знаю, ты – чудо.
То, которое мне сама смерть подарила.
Как же просто, как просто не видеть и верить.
Как же сложно, как сложно идти и идти ниоткуда…
Руки в пыль, дар заклятия в угли и пепел.
Ну же, ты не заметишь потери, не вспомнишь.
Видишь свет? Вот, его и воспой в своих грезах.
А меня отпоет стылой жилой бессмысленный ветер.
И не будешь ты плакать, кого ты обманешь?
Снова вскинет лицо к солнцу тот, кто узнает.
Кто заметит и слова не скажет, поверит.
Для себя. И тебя на костер за собою поманит.
Тронул вереск рукой припозднившийся вечер.
И развеяло пепел, и память забылась и стерлась.
Кто сказал, что я буду хранить тебя вечно?
Отдыхай. Спи спокойно, гранатовый сполох.
Восемь пар копыт посылали эхо в скалы. После встречи с комиссаром никому не хотелось говорить. Мне не хотелось даже дышать. Но приходилось. Замыкающим ехал Захар, тактично не нарушая мой иллюзорный покой, квэн и воительница соревновались в разведке давно заброшенной дороги. Жеребец, которого раздобыл Агросу патрульный комиссара, то и дело взбрыкивал, пугливо шарахаясь от каждой тени, но наемник крепко держался в седле и на дареного коня не жаловался. Скьяффирд осторожно переставлял копыта, чутко прислушиваясь к сухому шороху осыпей, плавное покачивание иногда прерывалось неторопливой рысью и снова сбивалось на шаг. Дорога стала шире, позволяя ехать парами, но меня оставили в покое. Хотелось спать. Может быть даже вечно.
– Звор, – тихо позвал мадьяр.
Я промолчал. Может сам отстанет? Не отстал. Стук копыт, шевеление тени.
– Все в порядке?
Я молча кивнул, только чтобы отвязаться.
– Что-то непохоже.
Ну что за бес дергает его за язык?! Я поднял голову и посмотрел на ломкую линию горизонта, перегороженного скалами. Глухо топали копыта. Я чувствовал судорожные рывки собственного энергетического поля, пытающегося подстроиться под новую суть хозяина. Еще не до конца осознанную, но уже окончательно избранную. Хорошо бы переждать несколько дней, отдохнуть и морально, и физически, но когда этому миру было дело до наших желаний?
От дороги то и дело откалывались тропки, убегали то влево, то вправо. Расщелина, по дну которой шумела неутомимая Орм-Таа, понемногу отклонялась к западу. Скоро уже должна показаться развилка у заброшенного форпоста.
Если что-то и делать, то сейчас.
– Встречаемся в Нагорке, – не дожидаясь ответа, я подстегнул коня и свернул на первую попавшуюся тропку, прорезавшую скалу справа.
Узкая, заросшая желтой ломкой травой, она нещадно виляла, огибая шершавые сосновые остовы, уводя все дальше и дальше к северо-востоку. В груди смерзался грязный комок. Серые в желтых потеках скалы слились в сплошную стену, мельтешили перед глазами торопливые снежинки. Колючие, редкие. Быстрее! Я подстегнул коня концом повода, вихрем вырвался на широкую каменную террасу перед раззявленной пастью пещеры. Вороной заплясал, призывно фыркая. Я хрипло выдохнул и свесился с седла, унимая боль. Комок в груди колол незащищенные ребра.
Когда-то, еще в прошлой жизни, я так опрометчиво клялся, что никогда не пожалею о своем решении. Вот только сдержать эту клятву, кажется, не так-то просто…
Вилл-Орм невозмутимо изучал своды пещеры. Я тряхнул мокрыми волосами и присел рядом с адептом:
– Проклятая инициация, высасывает подчистую.
Перестраивающееся энергетическое поле при почти пустом резерве – то еще «удовольствие», хорошо хоть восстановить удалось сравнительно быстро. И колено прошло. Даже без каких-либо регенеративных усилий с моей стороны. Конечно, в случае с формулами Ритуала это скорее повод задуматься, чем обрадоваться, но думать сейчас ни о чем подобном не хотелось.
