План относительно печи был предельно прост: дождаться конца дня, когда все уйдут, и снова заглянуть в печь, но как на зло день сегодня тянулся словно карамель. Томлин настолько сгорал от нетерпения, что даже Гарцель заметил его странное поведение и, настойчиво пытался отправить его домой отдыхать, задолго до закрытия пекарни.
Томлин машинально кивал на увещевания Гарцеля, но мысли его кружились вокруг печи, как мотыльки вокруг огня. «Может, они правда там пируют без меня? – терзался он. – Может, прямо сейчас крошечные ржаные корочки летают по воздуху, а эльфийские плюшки танцуют канкан на раскалённых углях?»
Жужебер, тем временем, успел умыкнуть с полки калач и теперь с довольным видом жевал его, притворяясь, что просто вытирает рот рукавом.
—Эй, Томлин, – буркнул он, крошки сыпались изо рта, – если тебя так манит печь, может, там чертовски хороший рецепт спрятан? Делиться будешь?
Гарцель, услышав это, резко обернулся:
– Какая ещё печь? Томлин, ты либо домой идёшь, либо объясняешь, что за бред у тебя в голове!
Солнечный луч, пробившийся сквозь мукопыльное облако, вдруг упал на дверцу печи – и Томлину показалось, что из щели мелькнул крошечный смеющийся огонёк. Сердце его ёкнуло.
– Ничего, Гарцель, просто… показалось.
Но когда все отвернулись, он незаметно подмигнул в сторону печи. «Ждите меня, друзья. Я вернусь».
А на самом дне топки, в тени углей, кто-то тихонько рассмеялся в ответ.
Глава 2
Секреты старой печи
Томлин так и не решился заглянуть в печь той ночью. Гарцель, к неудовольствию помощника, задержался в пекарне дотемна, проверяя учётные книги. Когда мастер наконец ушёл, заспанный Томлин уже едва стоял на ногах – странное возбуждение от возможного существования хлебных эльфов сменилось обычной дневной усталостью.
Он уже собирался запереть дверь, когда из печи донёсся явственный шёпот:
– Ну и долго же ты собирался!
Парень замер, держа руку на железной заслонке. Из тёмного жерла медленно проступил полупрозрачный силуэт девушки с острыми ушами, вся её фигура мерцала, как пламя свечи на сквозняке.
—Ты… ты хлебный эльф? —глупо пробормотал Томлин, чувствуя, как поджилки предательски дрожат.
Призрачная девушка фыркнула – странный звук, похожий на шум ветра в пустой бутылке:
—Хлебный? Эльф? Ты ещё глупее, чем выглядишь! – фыркнула полуэльфийка, и её голос прозвучал так, будто кто-то провёл смычком по расстроенной скрипке.
Томлин хотел обидеться, но тут заметил, что сквозь её грудь отчётливо видна надпись на мешке с мукой: «Срок годности истёк». Всё-таки сложно спорить с призраком, когда он буквально читает тебе мораль через собственный кишечник.
Девушка в печи оказалась не просто призраком – она была похожа на рисунок на мутном стекле. Её острые уши дрожали, когда она говорила, а платье – когда-то нарядное, а теперь прозрачное, как старая паутина – колыхалось в несуществующем ветру. Томлин заметил, что там, где её ступни должны были касаться пола, лужицы разлитой воды покрывались тонким слоем льда.
Призрак вздохнул – это звучало как свист в дымоходе— и протянул к Томлину полупрозрачную руку:
– Слушай, увалень, мне нужна твоя помощь. Ты ведь любишь помогать, да? Видно же, что добрый…
Томлин зажмурился, потом снова открыл глаза. Призрак не исчез. Напротив, полуэльфийка скрестила прозрачные руки на груди и смотрела на него с таким выражением, будто он уже сто раз её подвёл.
