Где-то за стенами таверны кричали пьяные матросы. Морвен машинально потянулась поправить волосы – и снова увидела, как пальцы проходят сквозь пряди.
– Чёрт, – прошептала она, хотя давно уже не могла ни плакать, ни даже сжать кулаки.
Томлин во сне что-то пробормотал и перевернулся на бок.
«Дурак. Добрый, честный, безнадежный дурак. С луком, который умеет использовать, и с сыром, который не умеет продавать».
Она подплыла ближе, разглядывая его загорелые веснушки на носу. Живые. Настоящие.
– Почему ты согласился мне помочь? – спросила она шепотом, зная, что не получит ответа. – У тебя же была нормальная жизнь. Пекарня. Гарцель. Булочки…
Луна скрылась за облаком, и на мгновение комната погрузилась в темноту. Морвен почувствовала, как всегда в такие моменты, – абсолютную, всепоглощающую пустоту.
«Я даже не могу по-настоящему рассердиться. Ярость требует плоти, требует сжатых зубов, требует удара кулаком по столу. А у меня ничего нет. Даже тени».
Томлин во сне чихнул.
– Будь здоров, – автоматически сказала Морвен и тут же фыркнула. «Вот дура. Призраки не говорят "будь здоров».
Но что-то в этом ритуале – в этом крошечном кусочке нормальности – заставило её почувствовать себя… не совсем призраком. Почти живой.
Она опустилась, вернее, сделала вид, что опускается, на табурет у кровати.
– Ладно, пекарь, – прошептала она. – Раз уж ты тащишь меня в эту авантюру… Постарайся не умереть, ладно?
Томлин сладко посапывал в ответ.
А за окном первые лучи рассвета уже золотили мачты в порту. Скоро начнется новый день.
Розовые лучи рассвета скользили по лицу Томлина, заставляя его морщиться. Он потянулся, зевнул так, что щелкнула челюсть, и открыл один глаз.
Морвен «сидела» на подоконнике, подперев прозрачный подбородок рукой. Солнце играло в её полупрозрачных чертах, делая их почти живыми.
«Спящий выглядит… мило», – невольно подумала она и тут же нахмурилась. «Чёрт, это же Томлин! Тот самый увалень, который вчера пытался расплатиться сыром! Хотя…»
– Ты храпишь, как пьяный дворф, – сказала она, когда он открыл глаза.
Томлин сел, потёр лицо и уставился на неё мутным взглядом.
– А ты… красивая, когда светишься, – пробормотал он, ещё не до конца проснувшись.
Морвен почувствовала странное тепло, что было невозможно, ведь у призраков нет тела, и тут же злостно фыркнула:
– Иди одевайся, соня.
Пока Томлин копошился с сапогами, она отвернулась к окну, стараясь не замечать, как солнечные лучи играют на его веснушках.
– Итак, – сказала она слишком бодро, – контора торговой компании, потом порт, потом…
– Завтрак, – твёрдо заявил Томлин, наконец встав на ноги. Его живот издал звук, похожий на бунт в пекарне.
Морвен хотела возразить, но неожиданно улыбнулась:
– Ладно, пекарь. Но спрашиваем про отца между делом.
Внизу бармен, всё тот же толстяк с красным носом, протирал кружки.
– Контора «Небесного торговца»? – спросил Томлин, спускаясь по лестнице.
– Три улицы к порту, справа, – равнодушно ответил бармен, даже не подняв головы. – Завтрак будете?
– Нет, спасибо, – сказал Томлин, уже экономя оставшиеся монеты.
Бармен швырнул на стол два яблока.
– Берите. В долг.
Томлин кивнул и протянул одно Морвен. Она автоматически потянулась – и яблоко с глухим стуком упало на пол.
Наступила неловкая пауза. Бармен с подозрением взглянул на Томлина.
– Я… – начала Морвен.
– Ничего, – быстро сказал Томлин, поднимая фрукт. – Я за тебя доем.
