Хроники особого отдела - страница 29



Я услышала чьи-то шаги в холле и немедленно сменила тему:

– А в лесу есть дорожки?

– Да вы что?! Ведь вторые сутки валит снег. Вы там по пояс утонете, даже на тропинке, а если сойдёте с неё, можете и в овраг провалиться.

– А нет ли у вас валенок? Я бы с удовольствием в них погуляла.

– Валенки есть только у Пахомыча, но они как лыжи для Вас будут. Он носит сорок седьмой размер.

– Жаль, я уже обалдела от сидения в доме. Надо хоть вокруг вашего дома обойти.

Я походила по дому. Пусто. В крыле, где были процедуры, кто-то пыхтел и потел. Заглянула в наш номер, ребят ещё не было. Тогда я нарядилась в лыжный костюм Гусёны. Удивляясь, как так получается, мы с ней одного роста и размера, а она выглядит хрупкой и изящной, а я – как пловчиха. Натянула высокие сапоги на шнуровке. Я их купила для себя, но Гусёна отняла, сказав, что мне пора научиться ходить на каблуках.

Во дворе я чуть не завизжала от восторга. Снег всё ещё шёл, но снежинки, слепившись по двое, кружились в странном хороводе, не столько падая, сколько порхая над землёй. Небо жемчужно-серого цвета подчёркивало зыбкую красоту этого балета. Проваливаясь по колено, я добрела до калитки за домом и вышла за забор.

Чёрные высокие вязы нервно подёргивали ветвями, и их стволы матово поблёскивали. На некоторых ветках сидели снегири, раздувшиеся от холода и похожие на мандарины. Сосны иногда стряхивали снег с зелёных лап, и тогда начиналась маленькая метель. Я брела от сосны к сосне, и ловила ртом снежинки. Обнаружив, что я, почти не проваливаюсь, поняла, что бреду по тропинке. Когда я нашла цепочку беличьих следов, то пошла вдоль них, в надежде увидеть этих белок. У невысокой пушистой сосенки я села на корточки и затаилась, надеясь, что белки перестанут пугаться и придут. Мне показалось, что я слышу чьё-то дыхание. Я замерла, решив, что мне повезло, и это лисица, и… погрузилась в темноту.

Очнулась на руках капитана, который бороздил снег в сторону дома и ругался сквозь зубы. Ругательства были странными, некоторые я узнала, но другие были на чужом и неизвестном мне языке. Я обняла его за шею, но только для того, чтобы не упасть, голова кружилась, и тихо спросила:

– А что случилось-то?

– А то, что не надо лезть, куда попало!

Опять! Опять он меня унижает! Я забарахталась, чтобы встать, и он немедленно меня вставил в сугроб, в котором я застряла.

– Удобно?

– Я не какая-то белка, чтобы не проваливаться!

Его глаза сверкнули.

– Да-а! Как же я забыл, что ты боевая белка?

О! Меня повысили, до этого я была мышью.

– Ты зачем лезешь? Я тебя нашёл под сосенкой, уже и снегом засыпанной.

– А кто меня?

– Не знаю. Больше следов я не видел. Кто-то шёл за тобой след в след.

– Неужели, а это что? – я ткнула, в след, которым кто-то оставил параллельно нашим. – Смотрите. Это валенки Пахомыча.

– Пахомыч спит, – буркнул он, – настороженно оглядываясь и прислушиваясь.

– Конрад, Татьяна с ресе́пшена сказала, что Пахомыч отдаёт валенки любому на прокат.

– Надо же! Взяла и всё рассказала мне. Так ты проспоришь мне, боевой кролик.

Ух ты! Он опять повысил мой статус. Раз я кролик, то пора оскалить резцы (а больше у кроликов ничего нет).

– Конрад, Вы особенно не выпендривайтесь. Я всё равно общёлкаю Вас.

– А разве я против? Дерзай, но если ты хоть раз куда-нибудь потащишься одна, то я свяжу тебя, как шелковичного червя, и запру в твоём номере.

– Но теперь-то мы можем пройти по этому следу. Мы же вдвоём! Не бойтесь, капитан, в случае чего я отвлеку огонь на себя.