Хрустальные ворота - страница 6

Аллед Веул, младший брат Мелззи, был давним верным другом Фелагса. Он чувствительно относился к миру, стараясь при этом не показывать свои истинные переживания. Аллед обладал тихим нравом, едва способным за себя постоять, как казалось со стороны. К слову, случая, когда ему пришлось бы отстаивать честь своего имени, не представлялось: те, кто его знал, относился либо хорошо, либо сдержанно и профессионально. В бо́льшей степени.

И все же Фелагс замечал в глазах Алледа огонь внезапной мысли, прожигающей разум так сильно, что вспышку могли заметить другие. В таких случаях он ничего не говорил, не объяснял, а лишь успокаивал свой пыл, ссылаясь на случайную задумчивость, не имеющую ничего важного. Случалось, что в таких состояниях впалые скулы Алледа ходили, губы сжимались, будто тот не просто пытался выбраться из мыслительного потока, а пробраться физически сквозь тернистую темницу с бесчисленным множеством призраков.

Аллед носил серебристую широкую диадему на лбу с кристаллом голубого, с его слов, бликсидианового стекла по центру. Выглядела она женственно, но Веулу крайне была к лицу. Он никогда не расставался с ней, не давал никому в руки и иногда засыпал с украшением на голове. Все знали, что кроме него никто не носит подобное на молниеходе.

Наперекор тому, что Аллед выглядил слабым из-за своей бледности и худобы, он был оружейником. На «Тесаке», как правило, жители такой профессии много времени проводили наедине со звоном бликсидиановой стали, заглушающей человеческие звуки, и пошивом снаряжения, и работники оставались один на один с такими идеями, которые не могли бы прийти другим на этом поезде. Нередко их называли «стальными мыслителями».

Фелагс, взглянув на светловолосого друга, сначала не придал значения его голоду, но когда разносчик уже подходил к их столику с ароматными блюдами, вдруг подумал: «Мы встречались с Алледом дня три или четыре назад в его вагоне и, помнится мне, Аллед ел с неменьшим желанием… Или я ошибаюсь?»

Фелагс вдумчиво оглядел Алледа, принимающего большую чашу с запеченными овощами в чесночном маринаде и блюдце с двумя ломтиками кукурузных лепешек, но его размышление отвлек разносчик.

– Ваши маринованные баклажаны на подушке из овощей и грибной суп, пожалуйста, – сказал молодой человек, ставя тарелки перед Фелагсом, а потом обратившись к Мелззи. – И овощное рагу с черными бобами под белым соусом. И, конечно, нектар.

Аллед вцепился взором в разносчика. Он разглядывал его форму, руки, оживленные глаза и крохотный разрез губ. Юноша, совсем молодой человек, которого можно было часто увидеть за работой в «Маневре», переглянулся с ним, и Аллед отвернулся, сжав на миг руки в замок. Когда разносчик ушел, внизу прозвенели колокольчики, предупреждающие о новых гостях.

– Сегодня на вопрос картотекаря, что я желаю отведать, я выпалил про рыбу, – Фелагс повозился ложкой в супе и хлебнул бульон.

– Должно быть, ты его хорошенько напугал, – усмехнулась Мелззи. – Лет пятьсот назад наши предки знали, каково на вкус мясо, но мы, к сожалению или к счастью, понятия не имеем, что это. Только в рассказах.

– И мы не знаем, насколько они правдивы, – Аллед, осматривавший потолок «Маневра», тотчас опустил спокойный и добрый голубой взор на сестру. – Однажды Его Сиятельство принц, наш учитель, рассказывал нам: для того, чтобы отведать мясо, нужно было пойти на убийство. Более того, это требовало большого мастерства и, как по мне, закалки. Так называемое животное или птицу, допустим, дикую утку, для начала ловили. Ее могли подстрелить, бросить вилы в болотные кусты, где она сидела в своем гнезде и отогревала птенцов, или схватить голыми руками – как приходилось. Затем с помощью топора, какие и у нас сегодня делают на «Тесаке», отрубали голову и спускали кровь… Потом ощипывали, вонзали нож… Прошу прощения. Я порчу таким отвратительным рассказом наш ужин.