– Ты знаешь, Мирон так странно себя сегодня вел, – задумчиво сказала она. – Убежал. Даже двух слов не сказал. Не объяснил ничего.
– Совсем не похоже на него, – насторожился Михаил Петрович. – Он не из тех, кто убегает от разговора.
– Вот и я об этом. Очень подозрительно, понимаешь, – вздохнула Майя.
– Хочешь, я пойду и поговорю с ним? – предложил он, как обычно предугадывая пожелания жены.
– Давай, – закивала она. – А я пока с Лидой посижу.
Мысли в его голове катились медленно и неповоротливо, словно тяжелые мельничные жернова. Он изо всех сил сопротивлялся и не хотел думать о том, что настойчиво стучалось к нему из запертых ящиков подсознания. Конечно, он догадывался о причинах состояния дочери. Даже не просто догадывался, а знал. Почти наверняка знал. Но как такое расскажешь матери? Михаил Петрович боялся даже подумать, как отреагирует Майя, узнав о том, что Лида унаследовала его неправильные гены. А ведь она еще не знает, чем это может грозить ее дочери. А он не знает о том, как точно проявляется ее дар. И как только он признается и себе, и жене, тогда они оба встанут перед выбором. Нет. Об этом еще слишком рано думать. Его девочка совсем еще ребенок.
Мирон, по своему обыкновению, присматривал за младшим братом, чтобы дать временную передышку матери, занятую в доме с новорожденной сестрой. Как здорово, когда в доме звенят детские голоса, – с теплотой подумал Михаил Петрович, любуясь, как Мирон катает братишку на трехколесном велосипеде.
– Привет! – кивнул он мальчику.
– Привет, —кивнул в ответ насторожившийся Мирон. – Как дела у Лиды?
– Она спит, – внимательно наблюдая за выражением лица мальчика, ответил Михаил Петрович и удовлетворенно заметил про себя. – Ага! Отворачивает лицо. Значит, ему есть что скрывать.
– Расскажи мне, что произошло, Мирон, – мягко попросил он. – Не бойся. Я не буду ругаться.
– Дядя Миша, я не хотел уходить, понимаете, – неуверенно начал мальчик, не смея поднять на него глаза.
– Уходить? – удивленно переспросил Михаил Петрович.
– Да. Понимаете, у меня была ссора с одноклассником, а он погнался за нами со своим братом, – продолжил свой рассказ Мирон. – Они хотели вдвоем побить меня. Но Лида…
Михаил Петрович практически перестал дышать, настолько внимательно он вслушивался в слова мальчика. Он лишь ободряюще кивнул, приглашая его продолжить разговор.
– Лида… Она пошла к ним навстречу и взяла за руки. Я хотел ее остановить, правда, – кусая губу, сказал он. – А она обернулась ко мне и приказала уходить.
– И ты ушел? – выдохнул Михаил Петрович.
– Да. Она так странно смотрела на меня. Ее глаза были словно пустые какие-то. Черные, но прозрачные. Я сам не понял, как ушел. А когда понял, тогда сразу побежал обратно. И нашел Лиду на дороге. Ей было нехорошо. Она почти упала, – безудержным потоком потекли слова. – Я плохо сделал? Да, дядя Миша? Вы меня теперь уважать не будете?
– Нет, Мирон. Ты не виноват. Все хорошо, – крепко сжав руку мальчика, ответил Михаил Петрович.
Сгорбившись, он уходил из соседского двора, уже не замечая благодати зацветающего весеннего сада. Ветви вишен, покрытые клейкой листвой, ласково касались его лица. Но Михаил Петрович лишь равнодушно отводил их в сторону и тяжелыми шагами уносил свое тело прочь. Разговор с мальчиком лишь подтвердил его догадки, и оттого на душе стало еще темнее. Пройдет еще несколько лет, и ему придется принимать непростое решение. Боже, почему они не могут жить обычной жизнью простых людей? С их незатейливыми радостями и проблемами. На его голове скоро не останется ни единого темного волоса. А ведь он еще совсем нестарый человек.
