– Остались только ягодные, ты же не против клубнички? – Ян поставил перед ней тарелку с тортиком, и Мышь по привычке смахнула хвост со стола. Она не ходила в Столовку по двум причинам: у нее никогда не было денег, а еще здесь могли быть знакомые. Может, они были здесь и сейчас, но она не оглянется, нет, это неприлично.
Ян сел напротив, взял салфетку и начал старательно вытирать вилку – сначала ручку, потом каждый зубчик.
– Чем увлекаешься?
И снова вопрос, на который нет правильного ответа. Перечислить несуществующие хобби? Отмахнуться и сказать «ничем»? Признаться, что все свободное время посвящаешь учебе? Чем руководствуются люди, когда задают вопросы, заставляющие хвосты так сильно дрожать?
– А ты? – от салфетки остались только кусочки, но Мышь начала рвать каждый по отдельности. Она планировала собрать их в большую кучку. И сжечь. Вместе с собой, – Чем занимаешься? Почему решил вернуться в наше Село?
– В поисках Бога, конечно, – улыбнулся Ян.
Мыши потребовалось целых пять секунд, чтобы это осознать. Так. Ладно. Вот теперь что-то начало проясняться. Он просто один из тех, кто в последнее время, с подачки Правительства, ну очень активно стал всем навязывать веру – гребанный сектант. Вот, блин, она вляпалась. Еще есть шанс уйти, пока насильно не завербовали?
– Точно! О подарке забыл! Точнее, об обмене, у нас же сделка, верно?
Под абсолютно несчастным взглядом Сектант достал из кармана куртки темно-бордовые чётки и положил перед Мышью, рядом с тортом, в котором уже копошился хвост, отбив весь аппетит.
– Красивые, да?
Мышь вздохнула. Она и так постоянно была в напряжении, стараясь держать спину ровно, а теперь напрягла еще и ноги – если Сектант окажется агрессивным, она побежит к кассирше. Из двух зол меньшее.
– Мы их с одним буддистом собирали.
Благодаря Министерству образования Мышь знала о соседних религиях совсем мало – почти ничего. Но она была абсолютно уверена, что на буддистских чётках – если у них вообще есть такой атрибут – никак не мог болтаться типичный православный крестик.
– Классный парень. Мы ним долго подбирали бусины и нитку. Помню, стояли в магазине, обсуждали одну самхиту…
– Так. Подожди. Ладно… это же…
Мышь окончательно потерялась. Нет. Крестик – это не буддизм. И самхита – не буддизм тоже.
– Запуталась? – будто бы понимающе сказал Сектант и кивнул на горку из рваной салфетки, – распутать?
Мышь отчаянно заморгала, глядя на чётки, пытаясь понять. А-а-а! Он ее дурит?
– Я понял. Не очень комфортно. Давай так, – он взял чётки. Расстелил чистую салфетку. Распутал узелок, снял часть бусин и крестик, вернул бусины обратно и снова подвинул к Мыши, – я тебе их вот так отдам. Лучше?
– Зачем? – жалобно проблеяла Мышь.
– Как зачем? Будем вместе искать, – и снова эта улыбка.
– Вместе?
Она уцепилась за знакомое слово, за знакомую ситуацию, за подсознательное желание, за хвост, в конце концов, который, перемазавшись в торте, пытался изгваздать остальные салфетки. Мышь дернула его, засунула под стол и спросила снова, старательно делая вид, что она все поняла, что она его раскусила:
– Вместе, да?
– Ну да. Такие, как мы, должны держаться вместе.
И снова – тупик.
– Такие, как мы?
Мышь понимала, что это очень глупо -повторять за ним, но больше ей ничего не оставалось. Она не хотела в секту. Она вообще уже ничего не хочет. Откуда-то из живота поднялась внезапная неестественная усталость, да такая, что упасть лицом в этот дурацкий клубничный торт показалось не такой уж плохой идеей. Хвост подергал за ногу, и Мышь хотела уже пнуть его, но вовремя заметила, что ее хвост лежит на краю столика, с неприязнью подрагивая в сторону Сектанта. Что-то снова коснулось ее ноги, очень настойчиво. Это он пинается? Зачем? Ладно. Хватит с нее. Всё уже…
