Хьюдоги - страница 16
Я спал так крепко, как никогда. Ледяной каменный пол, что под нами не стал помехой к моему глубокому сну. Но на утро я чувствовал, что простудился. Откашливаясь в мешок, что все ещё висел у меня на голове, я вдруг услышал, что погреб открыли. К нам, в без того замёрзшее подземелье, дул лёгкий утренний ветерок, будя своей свежестью и прохладой. Я снова ощутил боль на своём теле и вспомнил, что ещё вчера лежал без сознания в огне и какая-то человечина окатила меня ледяной водой. Но ожоги, что появились вчера, сейчас горят пламенем, будто получил я их прямо сию минуту. В проёме двери появилась фигура. Он пах, как земляная нора. Вероятно потому, что жил под землёй. На нем не было злобы и ветер доносил запах грунта с его одежды. Того, что родит пшеницу на полях. Он жалобно смотрел на нас. Я не видел его, но слышал биение сердца, как у Даны в тот день, когда она нашла меня. К нему подошёл такой же земляной человек и разговор, что завязался между ними был следующим:
– Господи Иисусе, помилуй душу мою, за что царь связал сих невинных детей?
– У царя дьявол на шее, который нашептал ему, что в лесу ходит бешенство. Посему он и привёл их связанными. А ещё холера, холера! У царя дурь от сатаны, что дети нахватались хвори и скоро помрут.
– Да, ей Богу помрут, ежели будут сидеть вот так!
– Чур тебя брат Иван. Не суй нос не в свои дела! Доколе Царская армия заглядывает в каждый наш погреб, лучше тебе не служить этим детям, омывая их раны.
– А как же путь Христа?
– А Христа путь был на Голгофу.
Мужик с земляным запахом и скудным настроям пошёл прочь, а монах Иван спустился в подземелье. Все наши сидели тихо и лишь я, неоспоримый лидер завёл жалобную беседу с ним:
– Дяденька, нам холодно. Не могли бы вы развести огонь!
– Не могу, мальчик из лесу, не могу.
В его голосе дрожало сочувствие, которое он не скрывал и сердце билось так, будто мы все его дети. Он ушёл. Через час Иван высыпал сено в наш погреб и развязав мешки с головы, напоил каждого каким-то чудным отваром, накормил горячей картошкой. Он начал было развязывать наши руки, да снова вернулся человек с земляным запахом. Я не видел его лица, как и лицо Ивана, ведь мои глаза ослепли после длительного пребывания в темноте. Зрение ещё не восстановилось, но я запомнил очертания толстого, как бочка мужичка:
– Горе тебе Иван! Стражник царя идёт проверять погреб!
– Но слуга божий не может просто смотреть, как погибают невинные!
– Христа ради, клянусь – нажалуюсь на тебя настоятелю!
Иван поднялся с колен. Был он тощий и высокий старец, чья борода достигала пола. Выходя из погреба, велел всем стонать и плакать, захлёбываясь от кашля и делать непристойные звуки, что напоминают испускание испражнений. Закрыв за собой дверь, Иван уверял стражника, что дети подцепили холеру и теперь лишь волею Божью могут быть спасены, либо умрут. Он долго молился за стражника, призывая защиту на войско, пока тот пытаясь сбежать: перепугался до такой степени, что к вечеру царская армия уехала подальше от монастыря, а нас наконец таки выпустили на волю. Мой план выживания был изначально построен на жалости и слабости. Это одна из тактик лазутчиков, о которой мне часто рассказывал Георгий. К сожалению его с нами не было, но это не помешало мне настроить наш отряд, не вести себя как пленники, а играть на чувствах. Потому выйдя на улицу мы не впились в горло монахам. Я понимал, что они лишь пешки в этой игре. Нашим главным врагом был Император Российской Империи Петр III. И хотя я никогда его не видел – я запомнил тот мерзкий запах. Нет, я не собирался сбегать из монастыря в его поисках. Напротив я ждал, когда он приедет сам! Мы вышли из погреба и с наших рук сняли верёвки. Мы были измучены, но готовы сражаться. Но никто не бросался на монахов ибо я приказал вести себя благоразумно и хладнокровно, обдумывать нашу стратегию. Ведь человеческие детёныши не дерутся, когда им делают больно. Они жалобно стонут и просят о помощи. Поэтому, превозмогая простуду, которой мы болели не раз в лесу, нам все же удалось вызвать их жалость. Монахи накормили нас овощами и хлебом, и умыли наши лица водой с колодца. На сей раз мы ночевали под открытым небом, как привыкли. Конечно мы могли убежать и один из нас так и сделал. Я отправил Сокола, дав ему полномочия посыльного, чтобы тот отыскал нашу стаю и передал послание для Тома. Остальные, коих было около тридцати человек, остались в монастыре. Ибо людям не стоит знать о нашем тайном государственном образовании высокоразвитых псов. Пусть неведомыми для них остаются наши планы.