Читать онлайн Игорь Левитас - И на круги своя возвращается духъ

© Игорь Левитас, 2022

ISBN 978-5-0056-6413-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

За окном закукарекал петух – пронзительно и нагло. Давид открыл глаза, но не пошевелился. Петух вновь заорал как оглашенный. «Вот сволочь!» – подумал Давид.

У него периодически возникала мысль найти место, где хозяева держат петуха, и с наслаждением открутить крикуну голову. Дом Давида стоял на границе двух районов: с одной – были современные и не очень, но добротные многоэтажные дома, с другой – многочисленные частные владения с покосившимися домиками, при которых были разбиты небольшие апельсиновые и мандариновые сады.

Петух опять завопил истошным голосом. «Нет, я точно прибью эту птицу».

И тут, неотвратимо и неуклюже покачиваясь, как размокшее бревно из глубины заросшего тиной пруда, на Давида надвинулось воспоминание. Он как будто бы услышал голос другого петуха, из своего далекого детства. Сам он был москвичом, почти коренным – папа его родился уже в Москве. Но на лето семья уезжала на дачу. Да какая там семья – только он и бабушка. Родители Давида навещали их на выходных, но не слишком задерживались – Москва устанавливала свои правила, а старый да малый, Давид и бабушка, могли этими правилами манкировать. Дача… Давид улыбнулся и, словно в теплые воды нагретой за день Москва-реки, погрузился в «те» дни…

Дом был добротный, бревенчатый. У других на участках были в основном так называемые «финские» домики, сработанные быстро и недорого. А что – в таком не жить, а проводить лето. Дед же подошел к строительству дачи серьезно. Будучи художником, нашел архитектурное решение, сделал проект, сам занимался рабочими, материалами. Дом влетел в копеечку. Поэтому второй этаж так и не достроили. Но всем хватало и одного этажа. Дед к окончанию строительства уже умер, осталась бабка, с которой Давид и «выбрасывался» из города на дачу сразу по окончании учебного года. А он заканчивался в самом начале июня. А то и в конце мая.

Место для поселка было выбрано замечательное. От станции пешком минут 20. Сейчас Давид почти физически ощутил тот острый и сочный запах свежескошенной травы – рядом с участками было огромное поле. Большую часть лета травы стояли нетронутыми и вырастали в пол человеческого роста. Дачная ребятня любила играть здесь. Иногда бабушка, взяв внука, ходила на хутор, который находился на другом конце поля – покупать парное молоко. Парное молоко! Густое, теплое, оставляющее на стенках кружки долго и лениво стекающий ко дну меловый след, с легким привкусом мяты и мягкого коровьего бока… Иногда покупался бидон с ледяным молоком. Разливать его по кружкам надо было осторожно – на дне бидона сидела живая лягушка, готовая в любой момент выпрыгнуть и не только создать среди ребят веселый переполох, но и расплескать драгоценный для всей семьи продукт. Лягушка в бидоне – это был такой старинный русский способ сохранения молока холодным.

На этом хуторе и жили петухи, которые кукарекали по утрам. Только голос у них был какой-то чуть хрипловатый, снисходительный, ворчливый – домашний. Свои, свои, свои… не то что этот – придурочный.

А если идти вдоль участков, то упрешься в коллектор. Кажется, это так называется. Что-то связанное с очистными сооружениями. Там росли высокие зонтичные травы с белыми куполами-шапками. У них был дурманящий, сногсшибательный аромат, настоянный на июльском солнце и вызревших, готовых раскрыться и просыпаться на землю семенах. Кожа рук Давида потом долго сохраняла этот автограф макушки лета, даже если он тщательно намыливал ладони перед обедом.

По другую сторону поселка начинался лес. Около самих участков было мелколесье, прореженное попытками посадить молодняк. Несчастные посадки, больше похожие на худосочные кустики, безжалостно вытаптывались коровами. Ибо пастух, ведя стадо с поля, обязательно проводил его через это место. После прохода стада на «охоту» выходили некоторые жители поселка. В руках «охотников» были не ружья, а ведра и небольшие лопатки. Они старательно собирали коровьи лепешки. Потом их разводили в воде и – под деревья, цветы. Отличное удобрение! Особенно для розовых кустов. Как странно – дурно пахнущая подкормка порождала маслянистый, заколдованный аромат райских кущ.

Дальше, метров через тридцать, начинался обычный подмосковный лес. Не густой, но все равно таинственно манящий. На первых порах… Но Давид его знал наизусть. Каждую березу, каждую осину, каждый дуб. Еще бы – это были его грибные угодья. Другие считали, что на окраине леса грибов быть не может, и быстро шли дальше, в глубину. Но Давид знал места. Еще бы. Ведь бабушка частенько говорила ему ранним утром:

– Даник, хочешь грибов на завтрак? Иди, собери.

И Давид брал старую сумку, чтобы не привлекать ничьего внимания, и быстренько обходил только ему знакомые места. Полчаса тихой, быстрой, почти индейской охоты – и собрано на сковородку грибных «скальпов». Коренастых белых, красавцев-подберезовиков, а если не повезет, то маслят. Срежешь их и, прежде чем положить в корзинку, быстро втянешь ноздрями все запахи леса, которые, как губка, впитала в себя каждая грибная шляпка. Но вообще-то за грибами надо было ездить дальше – на платформы Селятино и Рассудово. Как-то поехали в Алабино, но там – «стремно». Был случай, когда Давид с родителями забрели куда-то и вдруг услышали свист пуль. Оказалось, что рядом Алабинский полигон Таманской дивизии.

Пройдя лес, выходишь на бескрайние просторы подмосковных полей. Чего там только не росло: пшеница, гречка, рожь, даже кукуруза. А гороховое поле… Иногда они втроем, с Вовкой и Николаем, садились на свои велики и совершали опустошительный набег на колхозные угодья. Именно горох и был целью дерзкой операции. Сначала, конечно, нужно было осмотреться – сторожа нечасто, но периодически появлялись. Если враг дремал, быстро набрасывались на добычу. Мягкие лакированные бока гороховых стручков, под которыми еще просвечивали тонкие молочные жилки, безжалостно обрывались с плетей, ими торопливо набивались заправленные в штаны майки, карманы, кепки, молодые стручки сыпались под ноги и, выбросив перед погибелью струйку горошин, умирали под кедами и великами «злодеев». Изредка надо было выпрямиться, чтобы поглядеть, не приближается ли враг. Этими ныряниями в заросли гороха и резкими «стояками» с пристальными взглядами вдаль они напоминали сусликов. Только что не посвистывали. А потом – быстрее на велосипеды и подальше от места преступления. Только въехав в лес, они расслаблялись и могли себе позволить наброситься на добычу.

Вот с местами купания были проблемы. На речку надо было ездить на велосипедах. Иногда они ездили на велосипедах на какой-то далекий пруд. Лесной, с обрывистыми берегами, стоялыми затончиками, деревьями на берегу, которые своими кронами закрывали воду от летнего солнца.

Петух опять заорал.

«Просто гнида! Хотя это его хозяин скорее таков. Ну, ладно, я все равно встаю, но тут же вокруг в домах полно детей, полно тех, кому скоро на работу вставать! А если человек чутко спит? Вот Марина, например…»

И как будто он только того и ждал, в сердце ударил тупой таран. Давид заскрипел зубами.

«Так, только не об этом. Хотя почему? Сегодня какое? Десятое. Годовщина. Десять лет. Десять лет… А этот подонок уже давно вышел. Живет, радуется жизни. А кто мне Марину вернет. Суд их дерьмовый? Он же убил ее. Ах, ах, он ее не видел, у него и скорость была небольшая, она просто ударилась головой о бордюр. Он раскаивается. Да какая разница? Убил же. А ему за это всего пять лет. Закон! Что же это за законы, когда убийцу всего на пять лет сажают. Да еще с правом на досрочное. Ладно-ладно – не думать об этом, не думать! Иначе тронусь. Но как же об этом не думать – сколько мы были вместе. Кстати, сколько?»

Имея привычку время от времени манипулировать в уме простыми числами – все же он окончил инженерный вуз, Давид, сам того не замечая, быстро произвел кое-какие расчеты. «Так, мы познакомились, когда мне было 24, а ей 19. Мне сейчас 70, значит, это было 46 лет назад. Стало быть, ей было бы 65. Погибла она в 55 лет. Мы были вместе 30 лет. Ну, я в уме считаю прекрасно! Еще ого-го-го, Альцгеймер еще где-то далеко в пути. 35 лет… А промчались как быстро».

На ту вечеринку Давид попал случайно. Виктор был его другом детства. Точнее, дружили их родители, а они с Виктором были одногодки. Мало того – родились с разницей всего в две недели. Поэтому и выросли вместе. Потом институт, армия, и их встречи стали нечасты. Созванивались иногда. А тут случайно столкнулись на улице, буквально за два дня до Витиного дня рождения – радость была искренней, и Виктор строго наказал Давиду во что бы то ни стало явиться. Давид пришел один – так редко, но бывало. Марину он приметил сразу. Она была с симпатичным и стройным парнем. Может быть, Давид и не обратил бы внимания на эту пару, но… Странно устроен человек – незначительная, на первый взгляд, мелочь может сыграть непредсказуемую и решающую роль. Марина, сидя в кресле напротив Давида, закинула ногу в черном щегольском сапоге на ногу, и перед его глазами мелькнул белый кружевной подъюбник. Эта деталь подействовала на него как мулета на быка. Ему вдруг страстно захотелось обладать этой женщиной. Давид встал и пригласил ее на танец. За недолгие две минуты он узнал у Марины номер телефона и почти сразу ушел со званого вечера. На следующий день он уже с утра позвонил Марине. Так начался их роман.

А через полгода Марина сказала, что залетела. Давид не стал раздумывать ни секунды и сделал предложение.

Давид усмехнулся. «Прямо в кровати и предложил. Сейчас все стали понтовитые. Все делают как в американских фильмах. На колено становятся, колечко в коробочке – тьфу, показуха. А мы…»

Он вспомнил и близко, как тогда, увидел счастливое лицо Марины, после того как, повернувшись, сказал ей: «Ребенок! Так это ж классно! Значит, завтра с утра идем подавать заявление!»

Ну, вот и ком в горле. Так давно он не чувствовал слез на своих щеках.

– Так, не плакать, – Давид сел, нащупал ногами тапочки, встал и вышел в салон.

Квартира была не просто большая – огромная. Купили ее они буквально за полгода до Марининой гибели. Продали предыдущую, вложились, сильно опустошив банковский счет, но квартира того стоила. Огромный салон и его продолжение – вместительный балкон, больше похожий на террасу, который давал основание называть квартиру пентхаусом, две спальни, одна из которых с вместительной гардеробной, кабинет и главное – прекрасный вид на Средиземное море. Давид прошлепал через весь салон к кухне, вынул из холодильника бутылку «Боржоми», взял с полочки приготовленные еще с вечера таблетки. Проверил: «Так, все пять – ничего не забыл», махнул их в рот, запил и пошел в туалетную комнату, которая примыкала к спальне.

Вскоре он уже сидел перед своим компьютером, умытый, побритый, благоухающий своим любимым One Man Show. Давид любил этот запах. Он начал пользоваться One Man Show много лет назад, еще в Союзе. Сейчас он уже и не помнил, где они его доставали – все-таки продукция Bogart была дефицитом. Да и здесь он не всегда мог купить любимую черную коробочку. Что поделать – фирма не из модных, зато из солидных. Марина была так рада, когда ей удавалось достать любимый парфюм Давида к какому-нибудь его празднику. Он всегда угадывал, что она приготовила подарок: в выражении ее глубоких, всегда немного грустных глаз поселялась озорная хитринка, а движения становились чуточку нетерпеливо-суетливыми, как у человека, который держит в себе секрет и умирает от желания рассказать кому-нибудь об этом. Когда же, наоборот, подарок делал он – Марина слегка приподнимала брови, и лицо ее вытягивалось в выражении детского нетерпения, она даже слегка прикусывала нижнюю губу и чуть склоняла голову набок, напоминая школьницу, которую поощряют тогда, когда она этого меньше всего ожидает…