– Пару дней назад мы сидели с коллегой Григом в обеденный перерыв в кафе «Коста». Он жаловался на своих детей, а заодно и на своих родителей – те оба родом с острова Скай. «Представляешь, – сказал он мне, – когда я был ребенком, родители и дед с бабкой переходили на гэльский, если хотели скрыть от меня смысл разговора. Сам я так и не выучил гэльский, не пришлось. То же самое моя жена. Но мои сыновья принадлежат к тому поколению, которое заново приобщилось в школе к языку дедов, и теперь когда они хотят скрыть что-то от нас с женой, то говорят между собой по-гэльски».
– Забавно.
– Полагаешь? – усмехнулся он и стряхнул пепел о серебряную, до блеска натертую спинку утки.
– Ладно, никогда не стану говорить при тебе по-гэльски, – пообещал я. – Но ваше поколение тоже могло бы засесть за учебники и подтянуться, вместо того чтобы жаловаться.
Он рассмеялся.
– Тоже верно. Но мозги уже не те, Уолден. Языки надо учить в детстве.
– Отговорки чистой воды! – пробурчал я.
Девятьсот девятый идет до Стерлинга чуть больше часа, но этого оказалось достаточно, чтобы я задремал, откинув голову на спинку сиденья. Сон утянул меня в свои бескрайние поля, там был Одинокий Рыцарь, туман над вересковой пустошью и неведомая угроза со всех сторон. Квест не из самых приятных. Я даже обрадовался, когда очнулся в Стерлинге за минуту до прибытия. Долго втыкал на громадную серую цитадель автовокзала, не в силах понять, где я и что происходит. Выходить из салона пришлось медленно и аккуратно, чтобы не снести никого своим рюкзаком, не задеть длинным чехлом для весел.
Крепкий морозный ветер налетел с севера, от него пахло морем, сырыми еловыми склонами. Я прошел вдоль вокзала, свернул и сразу увидел веселую розовую вывеску «Баскин Роббинс» – только Алистеру могло прийти в голову назначить встречу в кафе-мороженом в такую погоду. Когда я был маленьким, он иногда специально возил меня в Стерлинг, чтобы есть мороженое, потому что и сам был не прочь. Всегда заказывал себе три шарика фисташкового и три кофейного. Я тоже большой консерватор в этом вопросе, но мое сердце с детства принадлежит ванильному пломбиру с шоколадной крошкой.
У входа рядом с рекламной раскладушкой жался крупный мужик, одетый рожком мороженого, с розовыми шариками на месте головы. Он мерз и прыгал с ноги на ногу, чтобы согреться.
– Хорошая погодка, – сказал я ему.
– Черт бы ее побрал, – согласился он и высунул руку из прорехи сбоку. Крепкая красная обветренная клешня с не очень-то чистыми щербатыми ногтями. Я пожал ее и вошел в кафе.
Дед сидел за самым дальним столиком у окна. Крепкий, крупноголовый, с короткой – от уха до уха – седой бородой, в рыбацком свитере, он забавно смотрелся среди розовых воздушных шариков. Они украшали кафе в этот день – я уж не знаю, в честь чего. Дед не сразу заметил меня, а я не мог сдержать улыбки, глядя на то, как аккуратно он собирает мороженое ложечкой с краев креманки. Оскар спокойно сидел у его ноги и тоже не замечал меня. Я смотрел на них прямо с каким-то умилением. Но тут Оскар что-то заподозрил, потянул носом, вильнул хвостом и вперевалку пошел мне навстречу. Я сел на корточки и встрепал его мягкие бежевые уши. Оскар – собака очень приятная на ощупь.
Дед поднял голову. Слегка кивнул и чуть приподнял правую ладонь.
– Здоро́во, – сказал я, подсаживаясь к нему. – Как дела?
– Что-то ты заставил себя ждать.
