И по уже многолетней привычке, внутренний слух Ивана стал улавливать разрозненные строфы: В поле широком… Сухая трава… О чем? Непонятно… Мне шепчет слова…
Виктор что-то продолжал говорить. Иван понимал, что он жалуется на свою судьбу. Он не хочет жаловаться, но что бы он не говорил, у него выходит жалоба. Как будто между слов шепот ветра. Не стоит слушать речи, эти заезженные пластинки, нужно слушать лишь дыхание, которое несет эти речи.
О том, что цветочек в том поле растет. Как синий глазочек… Кого-то он ждет. Какой-нибудь путник найдет средь полей… Цветочек… И дальше… Дорогой своей…
Но ведь ничто не существует вечно. Все живое погибает. Ты не можешь уберечь Виктора, Наташу, от потрясений, от смерти. Да, но я не хочу быть причиной этих потрясений. Должно соблазнам быть, но горе тому, через кого они… Через безжалостных людей. Через людей, которые берут не спрашивая.
Его я лелеял, его охранял.
Случайный прохожий прошел и сорвал.
О чем же так долго шептался овес?
О том, что прохожий цветок мой унес…
Опять что-то невразумительное, несуразное. Частушки.
А весна зашла уже далеко. Гораздо дальше, чем отношения Ивана и Наташи. Уже цвела сирень. Иван был пьян без вина, когда они с Наташей шли по Садовой, а с вишен слетали последние белые лепестки. Наташа шла немного впереди, в коротком облегающем платье, и его глаза переходили с мальчишеской шеи на угаданную природой пропорцию талии и бедер. Ту, над которой бились Пракситель и Фидий. Затем он спускался на швы колготок, и по ним следовал дальше, по задним поверхностям ног, виноградным изгибам колен и икр. Наташа что-то ему сказала, но он снова не услышал, о чем она. Он неосознанно потянулся рукой, чтобы до нее дотронуться. Наташа, как бы нечаянно сделала шаг вбок, обходя ямку на дороге, и рука Ивана повисла в воздухе. Наташа рассмеялась, увидев его лицо.
– Что, птичка упорхнула?
– Зачем ты так, я тебя люблю.
– Что толку мне от того, что ты меня любишь?
– Любовь – самодостаточна, что нужно еще? – промямлил Иван, не чувствуя правды того, что говорит.
Она отвернула с досадой. Какой он недогадливый!
– Мы уже не дети, Ваня! Может, ты еще в кино меня пригласишь?
– Мне достаточно твоего присутствия!
– А мне недостаточно, твоего. Я хочу твоих поцелуев, твоих объятий, быть с тобой…
Иван молчал, переваривая услышанное. То, что предложение интима прозвучало со стороны женщины, означало отсутствие выбора. Он понял, что настал момент, когда он больше не управляет ситуацией. Теперь ему нужно либо отдаться ходу событий, как пловец отдается течению реки, либо… выбираться из этой реки.
– Возможно, мы с тобой когда-нибудь будем жить под одной крышей… Мы должны решить…
– Какой ты рассудительный. А еще поэт!
– Я не считаю себя поэтом…
– А я хочу поэзии, романтики. Я устала от серой жизни. Ты подал мне надежду, что из этого есть выход, спасение. Мой муж постоянно меня упрекает в том, что я нарушаю его правила. Его жалкие правила. Теперь и ты туда же.
– Я просто боюсь поспешить и тебя потерять. Поверь, я могу быть решительным, но сейчас на кону ты. Если бы мне просто нужен был секс с тобой, я не стал бы тянуть резину. Я хочу, чтобы мы остались вместе навсегда.
– А я хочу тебя.
– Мы живем в большой деревне. Все сразу все узнают. У тебя появится репутация… Ты первая скажешь, что ты меня за это ненавидишь.
– Можно сделать так, что никто не узнает.
