И от Цезаря далеко и от вьюги - страница 20

Он принялся себя позорить, говоря, что он не мужчина. Большинство любовников даже не берут в голову таких расхождений. Сорвать запретный плод в саду наслаждения было главной целью настоящих мужчин и настоящих женщин. А он мучается какими-то подростковыми представлениями о гармонии душ.

Наутро его вызвала к себе Валечка.

– Тебя можно поздравить с победой? – ехидно спросила она

– Не понимаю, что Вы хотите сказать?

– Я хочу сказать, что ты преуспел на любовном фронте.

Ивана слегка передернуло. Идеи, чувства, намерения у бывшей партократки неизменно облекались в форму грубых словесных штампов. Ни о какой оригинальности мышления и душевном такте речь не шла. И эти люди принимают решения, руководят, воспитывают других людей! Как-то он сказал Наташе, что его не пугают мнения других людей, и его чувство к ней существует без оглядки на то, что о нем говорят, или думают. Он ошибался. Мысли других – настоящий ад. Одной своей фразой Валечка, пошлейшее существо, наполнила грязью все кувшины его души. Сейчас она скажет, что, как его непосредственный начальник, как старший товарищ, она должна его предостеречь…  И прочие формулы, которые прикрывают пустоту и безнравственность. На деле, в ее глазах читалось что-то граничащее с восхищением, некое понимание и поощрение. Скорее всего, она сама не прочь бы оказаться на месте Наташи (как она понимала это место), но годы уже не те.

– Вы имеете в виду меня и Наташу? Уверяю, здесь совсем не то, что вы, наверное, подумали.

– Все так говорят, когда оно выплывает наружу. Но я тебя понимаю. Наташа привлекательная женщина. И на ней тоже лежит вина, за то, что она дала тебе надежду на отношения.

– Что Вы говорите, Валентина Николаевна…

– Я знаю, что говорю. Все мы женщины умеем кружить головы мужчинам, но, если у тебя семья, ты должна в первую очередь подумать о ней.

На сей раз Валентина Николаевна действительно знала, что говорила. Все мужчины, которых она знала, были готовы на время сложить с себя моральные правила, как они складывали на тумбочку свои отутюженные брюки, в номерах партийных санаториев. Такие люди как она и ее покойный муж «ради работы» забывали семьи, а их дети вырастали наркоманами.

– У нас маленький город, все на виду, – продолжала она. –  О вас ходят слухи! Что будет, когда узнает ее муж!?  Вот о чем ты должен сейчас подумать. Я тебе как мать говорю. Ты знаешь, как я отношусь к твоей матери. Мне страшно за тебя. Сколько в коллективе незамужних женщин…

– Кем Вы меня считаете, Валентина Николаевна!

– Я тебя считаю своим сыночком! Я знаю, как тобой довольны в коллективе. Ты очень нужный работник. Я не хочу, чтобы у тебя были неприятности. Ведь ты такой умный мальчик. Я как твой руководитель не могу допустить…

Иван дослушал до конца все Валечкины нравоучения. У него никогда не возникал вопрос о доверии к людям. С детства для него было аксиомой, что все люди желают друг другу добра. Все всегда правильно рассуждают, говорят, когда нужно правильные слова. И не видят противоречия между своими мыслями и своими делами. Как поступит он? Он, который всегда стремился к цельности, стал постепенно сознавать, что и в нем, как и в других, словно живут несколько разных людей. Слова Валечки возбудили в нем упрямство.

Наступил этот день. Он видел на работе Наташу. Она спокойно отнеслась к его рассказу о разговоре с директором.  Почему-то она была уверена, что муж не посмеет ничего предпринять. Но они решили проявить еще больше осторожности. Пусть Валечке донесут, что у них полный разрыв. Пересекаясь, они демонстративно не глядели в сторону друг друга. Наташе всегда нравилось притворяться. В этом ей не было равных. Она отлично умела маскироваться. Кто-то даже спросил Ивана, за что она тебя так невзлюбила. Он буркнул что-то вроде, насильно мил не будешь.