А это все, что ты видишь и слышишь, и обоняешь и осязаешь, это все для тебя, чтобы ты отдохнул.
– Интересно, из чего вы шьете эти одежды? Где ткут такую ткань? Кто у вас устанавливает моду?
– На этот вопрос тоже трудно ответить.
– Почему?
– Все не совсем так, как тебе кажется. Здесь каждый видит истину в соответствии со своим духовным уровнем.
– То есть, ты не знаешь, из чего делают эту ткань, а кто-то выше уровнем знает?
– Нет. Дело в том, что я вообще не знаю, о какой ткани ты говоришь.
– Ну, хотя бы о той, из которой пошита твоя куртка. Я не могу разобрать, шелк это или мех.
– На мне нет никакой куртки, – улыбнулся юноша.
– Не понял…
– Ее видишь только ты. А я не вижу. Хочешь, я покажу тебе, что вижу я?
– Конечно!
– Протяни руки!
Дядя нежно обхватил запястья племянника длинными музыкальными пальцами, и Виталий ослеп. Вернее, так ему показалось. Он был совершенно слеп, но видел не тьму, а свет. Иногда казалось, что свет движется: что-то в нем меняется, происходит, но Шолохов никак не мог различить, что именно. Наконец, пальцы на запястьях разжались, будто спали оковы не только с рук, но и с глаз, и Виталий снова очутился в райском зале.
– Ну, как? – спросил юноша. – Что на мне надето?
– Я ничего не видел.
– Это от того, что ты увидеть не в состоянии. Но ты понял суть?
– Не уверен.
– Отец Ефрем и тут поможет мне объяснить:
«В какой мере очистил кто здесь око свое, в такой и там возможет созерцать славу Того, Кто превыше всех. В какой мере здесь кто отверз слух свой, в такой и там приобщится Его премудрости. В какой мере здесь кто уготовал недра свои, в такой и там приимет из сокровищ Его».
– Кажется, я начинаю понимать. Но очень сложно это мне. Так много впечатлений за один день.
– Но прошел не один день. Ой, прости, – спохватился дядя, – я отвлекаю тебя от трапезы, которую с такой любовью готовила мама, твоя бабушка. А время для тебя бежит.
Внимание Виталия снова вернулось к пиршественному столу. Посредине он заметил что-то вроде торта на огромной золотой подставке, украшенной скульптурами ангелов и щедро усыпанной самоцветами. Вскоре ему удалось разглядеть. Это был кулич! Такие на Пасху пекла его жена Ирина. В храм в их доме никогда не ходили, но куличи пекли исправно. Похожая на Ангела легкая девчушка в белоснежном одеянии взяла кусочек кулича и принесла гостю.
– Сейчас Пасха? – спросил Виталий, принимая дар с почтительным поклоном.
– У нас всегда Пасха, – прозвучал ее хрустальный как ручей голос.
Виталий ел и погружался в чувство восторга от незабываемого вкуса, великолепия окружающей обстановки и какой-то сладкой музыки. Звуки, вероятно, издавали райские птицы, поющие в саду. Пение доносилось со стороны террасы, соединенной со столовой.
Виталий вдруг вспомнил одну историю, услышанную по телевизору, который часто работал в его квартире «в фоновом режиме». Это была история о монахе и райской птице. В ней монах услышал пение птицы и последовал за ней. Он все слушал и слушал, пока песня не закончилась. А потом вернулся в монастырь. Выяснилось, что прошло много лет и даже десятилетий и умерли все, кого знал тот монах.
Примерно то же случилось и с Виталием. Ему казалось, что он только устроился на подушках и прожевал первый кусочек райской еды, как перед ним предстал Ангел Хранитель с вестью, что пора в путь.
– Прощайся с родными и крепись! Тебе предстоит частный суд.
