Айжаркын не знала, что ждёт её впереди. Не знала, какие испытания готовит ей судьба, какие повороты ждут на этой новой дороге, что начиналась сегодня у порога юрты Боорсок бия. Она только чувствовала – всем своим существом, каждой клеточкой своего тела – что этот день подобен той черте, что отделяет ночь от рассвета, прошлое от будущего, старую жизнь от новой.
И было в этом что-то от извечного круговорота жизни – так же уходили в неизвестность её прабабки, так же прижимали руки к животу, где билось сердце будущего, так же вглядывались в даль, пытаясь разглядеть свою судьбу. И может быть, именно в этой нескончаемой цепи женских судеб, в этой способности начинать всё заново, в этой готовности принять свою долю и пронести её с достоинством, и заключалась та великая сила, что движет историю народа вперёд, как движет весенний ветер облака над Ала-Тоо.
Караваны уходят на рассвете – так было всегда, так заведено с тех времён, когда первые люди проложили тропы между горными вершинами. В то утро караван Бирназар бия, теперь уже с Айжаркын среди путников, тронулся в путь, когда первые лучи солнца только-только коснулись снежных вершин Ала-Тоо.
Кони шли размеренным шагом, их копыта высекали из камней искры, словно высекая новую судьбу из твёрдого камня прежней жизни. Пыль поднималась за караваном, как поднимается туман над горной рекой – клубами, завитками, причудливыми узорами, в которых каждый мог увидеть свои знаки и предзнаменования.
Айжаркын сидела в седле прямо, как учила её когда-то мать – только так должна держаться кыргызская женщина, даже если сердце её разрывается от горя. Но глаза её, полные непролитых слёз, всё оборачивались и оборачивались назад, словно пытаясь запечатлеть в памяти каждый камень, каждый изгиб тропы, каждую травинку этих мест, ставших ей родными.
Вот там, за тем поворотом, она впервые увидела аил Боорсок бия, когда пришла сюда молодой невестой с неродившимся ребёнком под сердцем. А там, у того ручья, она стирала бельё и пела тихие песни, чтобы унять тоску по Алымбеку. Здесь, на этом склоне, она собирала целебные травы, слушая, как ветер шепчет имена предков…
Аил становился всё меньше и меньше, словно таял в утренней дымке, как тает сон при пробуждении. Юрты, ещё недавно казавшиеся такими большими и надёжными, теперь выглядели маленькими белыми пятнышками на зелёном склоне горы. И только дым от очагов поднимался прямо в небо, будто указывая путь к облакам, где, по преданиям, обитают души предков.
Впереди лежал путь к Иссык-Кулю – священному морю кыргызов, чьи воды хранят в себе столько тайн, сколько звёзд в ночном небе. Айжаркын никогда не видела этого озера, но слышала о нём множество историй – о его синих волнах, о его непостижимой глубине, о его способности то успокаивать, то гневаться, как живое существо. Теперь ей предстояло увидеть его собственными глазами, начать новую жизнь на его берегах.
Неизвестность лежала впереди, как лежит непройденный перевал перед путником. Что ждёт за ним – зелёные долины или каменистые пустоши, тёплый приём или холодные взгляды? Но где-то глубоко в душе Айжаркын теплилась вера – та самая вера, что помогает траве пробиваться сквозь камни, а роднику бить из-под земли даже в самую сильную засуху.
Она верила, что духи предков не оставят её, что память об Алымбеке будет освещать её путь, как освещает луна тропу ночному путнику. Ведь не может быть, чтобы бесследно исчезла та любовь, что была между ними, – такая же чистая, как горный воздух, такая же сильная, как течение горной реки.
