Рассвет в горах приходит особенно – сначала розовеют самые высокие пики, словно кто-то невидимый зажигает священные огни на алтарях небес. Потом свет медленно спускается по склонам, пробуждая камни и травы, птиц и звери, людей и их надежды. В то утро рассвет пришёл как предвестник чуда, как благословение самих небес.
Когда первые лучи солнца коснулись снежных вершин, окрасив их в цвет утренней зари, в долине царила особая тишина – та тишина, что бывает перед первым криком кукушки весной или перед раскатом грома в летнюю грозу. Даже ветер, всю ночь метавшийся между скал как встревоженный дух, вдруг затих, словно и он ждал чего-то.
И вот в этой тишине раздался он – первый крик нового человека, пришедшего в этот мир. Крик прорезал утренний воздух как молния, отразился от скал и взлетел к самому небу, словно извещая горы и степи, звёзды и облака: я здесь, я родился, я живу! В этом крике была вся мощь жизни, вся сила народа, все надежды предков и все мечты потомков.
Это был мальчик – крепкий, как молодой архар, и крикливый, как птенец беркута. Его маленькие кулачки были сжаты так, словно он готовился схватить свою судьбу. А глаза… Те, кто видел его глаза в первые мгновения жизни, говорили потом, что такие глаза бывают только у детей, рождённых в горах, – синие-синие, как высокое небо Тянь-Шаня в погожий день, глубокие, как горные озёра, и бездонные, как сама вечность.
В них отражалось что-то такое, от чего даже видавшие виды повитухи замирали в благоговейном молчании. Может быть, это была мудрость предков, может быть, отблеск будущей судьбы, а может, отражение тех вершин, что стали свидетелями его первого вздоха.
Женщины в юрте зашептались – такие глаза у новорождённого считались особым знаком. Старая Акак, принимавшая роды, покачала головой: "Не простым человеком будет этот мальчик. Видите, как смотрит? Словно уже всё знает, словно душа его помнит что-то такое, что нам, простым смертным, неведомо."
А горы… Горы словно придвинулись ближе, желая получше разглядеть нового человека, родившегося у их подножия. Их вершины сияли в лучах восходящего солнца, как сияют купола древних мазаров, и в этом сиянии было что-то от благословения – словно сами духи предков спустились с заснеженных высот, чтобы приветствовать появление на свет нового воина, нового мудреца, нового хранителя древних традиций.
Где-то высоко в небе закричал беркут – не просто так кричат эти гордые птицы на рассвете. Может быть, он тоже приветствовал появление нового человека, а может, возвещал миру о начале новой истории – истории, которой суждено было стать частью великого сказания о кыргызском народе.
И солнце поднималось всё выше, заливая долину светом нового дня, нового времени, новой судьбы. А маленький человек, только что пришедший в этот мир, лежал на руках матери и смотрел в небо глазами, которые словно впитали в себя всю синеву горных высот, всю глубину древних озёр, всю мудрость вековых камней. И в этом взгляде уже таилось обещание великой судьбы – судьбы, что начала свой путь здесь, среди этих гор, под этим высоким небом, в этот благословенный час рассвета.
Есть в жизни женщины мгновения, когда счастье и боль сплетаются воедино, как сплетаются корни деревьев в горном ущелье. Айжаркын лежала, прижимая к груди сына, и в её изможденном лице, в каждой черточке читалось это удивительное сочетание – великой усталости и великой радости, горечи утраты и счастья обретения.
