Стоят каштаны вдоль аллеи.
Кто их сажал – рук не жалели.
И время нужно, чтоб траву посеять,
И тополя. Уж не отклеить…
Как полетит их нежный пух,
То ты не будь, дружок, лопух.
Глаза ты закрывай скорей.
Не бойся пуха тополей…
Тут они стоят грядой
Вдоль дорог красивых.
А за ними чередой
Потянулись ивы.
А каштанов стройный ряд
Вдоль шоссе томится.
Словно вышли на парад.
Им бы распуститься.
Но неожиданно изменилась погода. Похолодало. Стало пасмурно и ветрено. Вскоре пошёл и мокрый снег, заметно укрывший собой всё вокруг.
Он был на ветках деревьев и кустов с их нежной листвой, и на траве, и на цветах. И только асфальту кое-где, на ветреных местах, удавалось остаться голым.
Наверно мы с собой привезли московскую погоду? – решил романтик.
И этот факт он тоже отразил в своих стихотворных записях:
Опять вдруг что-то холодает.
Наверно близится отъезд.
Природа то не понимает,
Что я не спрячусь ведь в подъезд…
Снег выпал, выпал белый снег.
Почти, как в сказке лёг.
Наверно был здесь снегопад.
И кто ему не рад?
Да, для Киева это было редкое событие.
Платон теперь словно на время возвратился домой, в московскую погоду.
Но уже к вечеру от былой белизны не осталось и следа.
Солнце нещадно нагревало серый асфальт и топило талые снега.
А начинающий поэт продолжал:
Университета тёмно-красный бок
Мелькнул, когда свернул за поворот.
Я вверх по улице подняться всё же смог.
И снова повернул за поворот…
С Владимирской свернул налево я,
И увидал большой собор Софийский.
Своею красотой он покорил меня,
Как клад какой-то древне-финикийский…
И голова от этого закружится порой.
Особенно, когда стоишь ты под горой,
И вверх ты смотришь, прелесть замечая,
От восхищения всё головой качая…
Лепной орнамент стен домов,
И парапет мостов длиннющих,
Как будто словно сто оков
Меня арестовать могущих…
С Владимирской горки поднялся наверх.
Увидел собор златоглавый.
Софийский стоит, как будто поверх
Его лишь закат лучезарный…
Архитектура здесь пленяет красотой,
Разнообразием всех форм и стилей.
Романский и готический, барокко и модерн –
Огромное количество фамилий…
И в золоте зелёных куполов соцветие,
И бело-бирюзовый цвет твоих оков.
Собор ты златоглавый и колонн созвездие.
Ты русский до низов, до самых до основ…
Софийский собор – первозданная Русь.
Я здесь трепещу и немного боюсь
Рукой прикоснуться ко фрескам твоим.
Тебя полюбил я и сделал своим…
Взгляд на Варшаву, рука к Москве.
Пришпорен конь, а он в седле.
Хмельницкого Богдана торс
Перед Софийским размещён.
Тем памятником я пленён.
А на Шевченко стоит Щорс…
Здесь чтят не только Русь седую,
Но также новые дела.
Люблю я Родину такую,
Что наша Мать-земля дала…
Следы такого я вижу всюду,
И никогда их не забуду.
Владимирская церковь,
И дождь на мостовой.
Стоит она, как крепость.
Как будто постовой.
Однако неумолимо приближающийся вечер заставил поэта срочно прервать своё путешествие и любование достопримечательностями Киева.
По набережной я бегу к трамваю…
Пишу стихи под стук колёс.
Наверно я потом узнаю,
Куда же он меня привёз.
Платон чуть не опоздал к ужину. Ел последним, высматривая знакомую юную раздатчицу. Но её на работе уже не было. Было слишком поздно.
Вернувшись в гостиницу, он решил, наконец, заняться утренними хохотушками.
Платон Кочет имел тот прекрасный возраст, про который можно сказать, что из юношества он вышел, а до зрелости ещё не дошёл.
Это был серо-голубоглазый, светлолицый брюнет – мужчина в самом соку и в полном расцвете сил.
