Сознание почти померкло, когда я ощутила, как меня подхватывают.
«Надо уточнить у мамы, падала ли она... Сколько раз.... Нервокрепительное... Проклятые соловьи... Хотя бы не молния...» — последнее, что я успела безнадежно подумать, погружаясь в темноту.
...
Ткань около уха едва слышно шуршала.
— ...леди, теперь я окончательно обеспокоен вашим здоровьем, — озабоченно заговорил над головой серебряный голос, проявляясь с каждым словом все отчетливее. — Вас должен осмотреть лекарь. Я пришлю вам своего.
Все во мне завопило. Отчасти от ужаса, отчасти — от еще большего ужаса. Ровно шагая по каменному полу нашего родового дома, Ингренс нес меня к гостиной. Должно быть, я потеряла сознание только на несколько секунд.
Все идет не так! Опять упала в обморок?! О, бездна, что он теперь должен обо мне думать? Совсем больная и слабая? Я чуть не застонала вслух, но тут же обнаружила, что прижимаюсь щекой к мужскому плечу. Тому самому плечу. И той самой белой ткани! На том самом мужчине! А его руки?! Под коленями, под спиной — держат, прижимая к себе!
Шок от вторжения неприглашенного мужчины в дом сменило смущенное замешательство.
— Вам нельзя... — потерявшись в пространстве, словах и ситуации, пробормотала я, осторожно пошевелившись. Плотная ткань под горячей щекой отдавала блаженной свежестью мороза, и к ней было так приятно прижиматься... Поэтому головой я не пошевелилась.
— Нельзя присылать лекаря или входить без разрешения хозяина? — с легким недовольством уточнил Ингренс, плавно опуская меня на то кресло, где я сидела часом раньше, усиленно вглядываясь в книгу.
Манеры у белого Дракона были точеные: посадив меня, руки он убрал немедленно. Ни на мгновение не задержал подольше, я машинально отметила эту деталь. Конечно, я была бы возмущена, если бы он задержал руки, но... На лице моей гордости тотчас вскочила крохотная язвочка.
«Я ему не нравлюсь?!»
Снова игнорирование чужой воды, снова щелчок пальцами, и снова мне протянут прозрачный бокал с водой. И опять так, чтобы пальцы не коснулись пальцев.
— Выпейте.
Без возражений приняла и выпила, вопросительно поглядывая на строго-спокойное лицо мужчины. Он свободно устроился во втором кресле.
— Когда речь идет о деле государственной важности, правящий король имеет право не следовать положению о праве собственности, как и положению о достоинстве, защите и о неприкосновенности, леди Кларисса, — Ингренс без запинки процитировал закон. — Поэтому мне — можно: можно присылать лекарей к кому угодно и входить в любые дома без приглашения.
«Не следовать... ни одному положению?»
Отец был прав — король манипулирует законом, развязывая себе руки делать все, что угодно.
Все, что угодно...
Я посмотрела на жилистое запястье, выглядывающее из-под белого манжета рубашки.
«Все, что угодно? Когда угодно? С кем угодно?»
Жилы на мужской руке проявились — Ингренс неторопливо удлинил когти ровно на ту же длину, на которой были мои. Я подняла глаза, встречаясь со светло-серыми глазами, в которых на мгновение мелькнуло что-то темное. Мелькнуло — и исчезло без следа.
— А... все, чем занимается король — дела государственной важности? — уточнила, вглядываясь в снова безмятежно-прозрачные глаза.
— Приятно иметь дело с разумной леди. Рад, что вы пришли в себя.
Сдержанный комплимент прозвучал не комплиментом — подтверждением.
Отгоняя от себя почему-то неприличные мысли, я прямее села в кресле, стараясь сконцентрироваться и хотя бы открыто не рассматривать мужчину напротив. Мама и папа часто сидели так — друг напротив друга. Теперь по какому-то невероятному стечению обстоятельств на месте отца белоснежно возвышался... король. Глаза не верили сами себе.
