Читать онлайн Екатерина Началова - Кто такая Марта

Когда люди смотрят на что-то интересное, они обязательно распахивают рты. Не глаза, а именно рты, я давно приметила. С выражением глаз не так понятно: кто-то щурится, кто-то таращится, кто-то смотрит украдкой… Я по глазам не ориентируюсь, кто бы что не говорил, мне по ним непонятно. А вот по рту все ясно! Если зрелище действительно интересное, рты приоткрывают все. Особенно это заметно по детям, которые еще не наловчились держать лицо.

Рот десятилетнего чумазого мальчишки был восхищенно приоткрыт аж на два пальца. Я машинально посмотрела в сторону, вызвавшую такую реакцию.

На городской площади захудалого городка по названию Аспин имелось два важных места: лобное — для официальных объявлений и черное место, на котором проходили наказания или казни. Восхищенный рот мальчишки внимал черному. Там, на выкрашенном в зловещий черный цвет деревянном эшафоте, уже стоял городской палач. Подбоченившись, он небрежно ковырял между зубами тонкой щепкой.

Оглядев тяжелый топор с такой длинной рукоятью, что доставал мужчине до плеча, а затем расколотый пополам обрубок дерева, служащий плахой, я поморщилась, а затем сразу поежилась.

Все признаки сулили казнь. До смерти или нет, непонятно.

Приятных впечатлений для меня зрелище не предвещало — я всегда ощущала чужую боль почти физически. В жизни я видела несколько казней и мне не понравилось. Раз брат подговорил меня пойти во двор, когда гусям рубили головы. Во второй раз, я видела, как дворовые топили крыс. Мне хватило. От воспоминаний до сих пор неприятно ломит шею и перехватывает дыхание. Смотреть на убийство такого же как я, каким бы мерзавцем он не был, я не желала категорически.

Мое мнение большинство не разделяло — на площадь активно стекался народ, ручейками вливаясь из устьев маленьких улочек в широкое брусчатое море площади. Горожане жаждали зрелищ, и по виду ни шей, ни зубов у них не ломило.

«Уходим, Марта», — пробормотала я самой себе и решительно развернулась, вливаясь в людской поток против течения. На площадь я забрела случайно: искала хорошую лавку с пирожками. Я и остановилась в Аспине всего-то на ночь. Еще не хватало казнь помнить… Работая локтями, то и дело слышала недовольное бурчание.

— Куда, девица?! — на секунду возмутилась пожилая торговка, и тут же забыла обо мне, подзывая кого-то. — Жмунь! Жму-у-нь! Сюды! Везут! Везут!

Беззубый рот радостно шепелявил, приоткрываясь от восторга. Невольно проследив за бурым пальцем торговки, я заметила движение и рванулась дальше, но пройти уже не удалось. Мигом собравшаяся толпа крепко сомкнулась и зашевелилась. К черному месту проследовали блестящие металлические верхушки двух солдатских шлемов устаревшего фасона. В воздухе над ними виднелись длинные палки пик, которыми подгоняли преступника. Ростом я не велика, поэтому от осужденного видела только макушку рыжих кудрявых волос.

«Рыжий!»

Я невольно остановилась. Рыжий — это свет, это яркость, это… как я!

— Кто ж он, какого роду? — спросил у стоящей рядом торговки горбатый мужчина в сплющенной как блин бурой шапке. Я с интересом прислушалась, машинально приглаживая черную косу своего парика.

— Пришлый… Змей, говорят, — охотно откликнулась она, колыхнув массивными грудями.

«Змей…»

Теперь только одна часть меня хотела уйти, но другая — уходить категорически не собиралась. К роду Змеев я равнодушной не была, не могла быть.

— А… Змеи хитрое отродье, — сообщил прописную истину ее сосед, почесал затылок и скривился еще больше. — Сделал-то что?

— Хвост его знает! — легко откликнулась торговка.

— Небось зарезал кого. Такие ножами любят вертеть, — вполголоса сообщил другой мужчина. — Мог и семью вырезать.

— Батюшки! — содрогнулась и запричитала неподалеку молодая женщина, прикладывая ладони к румяным щекам.

Мужчина в сплющенной шапке сплюнул.

— Такое дерьмо и не жалко. Пусть рубят на куски.

— Да не! — вступил в беседу стоящий неподалеку кожевник. Неулыбчивый и загорелый, он нетерпеливо вертел в пальцах маленькую лопатку для обработки кожи. — Грабитель он. Вор. По роже видно!

— Тогда все равно казнят. Хорошо, хоть быстро поймали.

— Да ему голову не рубить, а пилить надо! — выразила мнение спина еще одного горожанина.

Представляя, как пилят шею и морщась в процессе, я проследила за огненно-рыжей макушкой. Ее обладатель как раз поднялся по ступенькам. Спина у него оказалась прямой и сухощавой, шаг уверенным. Преступник явно ни в чем не раскаивался. Издалека я увидела его лицо и вздохнула. Молодой совсем.

— Надеюсь, он хотя бы детей оставил, — выразила я вслух мнение. — Жалко, если пропадет…

Ответили мне сразу несколько.

— У таких по трое в каждом городе должно быть! Они семьи не создают, только плодят.

— Не надо такого добра! Детки такими же будут!

— Дети не отвечают за родителей! — я обиделась за детей, были они или нет. Но я уже была уверена, что они ни в чем не виноваты!

Невольная жалость к преступнику набирала обороты. Я окончательно остановилась. Взвесив все, решила остаться ненадолго, чтобы точно убедиться, что рыжий Змей не заслуживает моего сочувствия. Я себя знала — если не удостоверюсь, спать не смогу, только о том и буду думать.

Горожане тем временем продолжали судачить, а на черное место поднялся орало — местный глашатай в традиционной красной куртке. Как обычно, это был Бык, я сразу заметила. Мелких в оралы не берут, меня б не взяли. Из-за роста. Да и голос не тот… Да и пол. В такой профессии нужны большие, сильные, представительные — а род Быков именно такой.

Пусть и не очень-то хотелось, стало немного неприятно, что я для чего-то не подхожу. Я насупилась, вычеркивая профессию из списка «к рассмотрению».

— …за оскорбление и побои уважаемого владельца кожевенной лавки, — начав с длинного перечисления оснований, орало, наконец, сказал, за что обвиняют преступника.

— Не убил? — громко и разочарованно выкрикнул кто-то.

— Оскорбление, побои — тоже дело! — ответили из толпы. — Зубы хоть выбейте!

— Я не оскорблял! — выкрикнул Змей. Голос у него оказался приятным. — Я сказал, что он у него рот забит давно, а не, что рот забит гов…

Все вокруг захохотали. Парень не успокоился.

— …и не бил! — он перекрикивал гогот. — На бэра муха села, а я прихлопнул! Прошу снисхождения по закону Порядка!

— Молчать! Не извинился, вот и получай! — Рявкнул Бык и опять обратился к народу. — Обвиняемый ранее не привлекался. Есть ли среди добрых граждан, тот, кто выступит в его защиту? Есть ли тот, кто удержит его от дальнейших гнусностей? Найдется ли хоть один, кто будет отвечать наравне с ним, если не удержит.

Рыжеволосый парень с надеждой посмотрел в толпу. Я оглянулась.

Ну же, хоть кто-то! По закону, если найдется среди законопослушных граждан найдется хотя бы один, готовый помочь обвиняемому встать на путь исправления, преступнику дают второй шанс. Но за великородного должен был вступиться такой же.

— Раз никто не даст за него слова, за оскорбление добросовестного гражданина, обвиняемый мужчина рода Змеев, будет лишен верхних клыков! За побои — ему будет сломана ведущая рука.

Тут уже я открыла рот. За такой пустяк такие увечья?! Несправедливо!

Выслушав приговор, рыжеволосый Змей огорченно сдвинул брови домиком и так несчастно посмотрел на толпу из-под челки, что у меня заныло в груди. Я представила, как симпатичный парень остается без руки и клыков за пощечину и небольшое оскорбление. Глупо же!

Сердце забилось. Возмутительно! Страшно… Неужели никто? Никому не жалко его? Никто ничего не сделает? Я покрутила головой.

Рот торговки кривился весело. Рот мужчины рядом с ней больше был обращен к ее груди, чем к эшафоту. Рот мальчика выглядел ожидающим. Сколько не шарила глазами по лицам, я не нашла ни одного жалостливого рта. Ни одного!

Мама в таких случаях говорит так: «Кто, если не я?». Она всегда так говорит и сразу делает. Я не такая сильная, как мама, но правда: кто, если не я?

— Прошу помощи! — опять крикнул парень. — Великородные! Не дайте казнить невиновного!

«Просит помощи?!»

В груди дернуло, полыхнуло. Оно! Точно, оно! Я еще раз огляделась. Собираясь с силами, прочистила горло.

— Стойте! — выкрикнула, решившись. Возглас получился жалким, как писк, но я тут же попыталась это исправить. — Я! Я поручусь!

Щеки тут же заполыхали, стало жарко. Орало повертел головой, находя меня взглядом. Рыжий поднял брови и посмотрел на меня с открытым удивлением. Я неловко улыбнулась.

Торговка рядом неодобрительно хмыкнула, качнув необъятными грудями.

Тут же из толпы подал ровный голос другой мужчина.

— Моя порука.

Черноволосый, черноглазый… Ворон? Ах ты ж… Не мог раньше сказать! Но отступать от слова было уже невозможно. Орало оглядел меня, затем посмотрел на мужчину.

— Миса сказала первой, — он кивнул мне, — стало быть, она и поручается. Если совершеннолетняя.

Он снова подозрительно оглядел меня. По лицу было заметно, что в совершеннолетии поручителя ведомственный Бык крепко сомневается.

— Мне девятнадцать! — возмущенно провозгласила я, что есть сил выпрямляясь. Выпрямляться, правда, было уже некуда, поэтому я незаметно встала на цыпочки. Щеки горели, будто их подожгли. Но идти на попятный я не собиралась.

— Совершеннолетняя, но дурная, — резюмировал кто-то сзади.

Всей своей задней частью обидевшись на нелестное заключение, я упрямо полезла на выручку рыжему змею.

Обманувшиеся в ожиданиях горожане постепенно расходились. На многочисленных лицах радости не было. Никто не смотрел на меня с восхищением, с благодарностью или хоть с какой-то положительной эмоцией. Нет! Я ловила осуждающие взгляды, огорченные взгляды, обещающие неприятности взгляды, насмешливые тоже. Ни одного восторга, даже маленького.

Рыжий Змей тоже радостным не выглядел. Даже благодарным не казался. Настроение постепенно портилось.

Происходящее вызывало неоднозначные чувства. Отчасти я собой гордилась и ждала долгожданной награды за помощь. На вторую часть, я себя поругивала. Как тут не ругать? Если бы я чуть-чуть, буквально на секунду, потерпела со своим решением, за рыжего поручился бы тот второй, а не я. А я бы помогла кому-нибудь попроще…

Отец часто говорит, что я слишком тороплюсь действовать. Пока мое имя прилюдно записывали и обозначали, я мысленно оправдывалась перед его строгой фигурой.

«Что? Я подождала! Сколько? Страшно долго! Да, несколько секунд… Но они были очень длинные! Я оглядывалась! Целых два раза! А если бы… Если бы я не подала голос, тот тоже бы мог не подать? А? И дедушка сказал помогать каждому, кто просит помощи! Каждому! А Змей просил!»

Отец сжимал губы, хмурился и все никак не принимал даже мысленных оправданий.

С черного места мы перешли в управу, где мое поручительство заверяли и вписывали в книгу обязательств. Стену из беленого камня украшало старое тканевое панно, изображающее представителей всех восьми родов. На других стенах висели несколько сувенирных щитов и мечей. Высокий потолок поддерживали массивные, но порядком потертые четырехугольные колонны. Лучи солнца, проникающие через осколки разноцветных витражей, отбрасывали на заваленный бумагами стол разноцветные блики. В воздухе густо держалось напряжение.

Пожилой маг кольнул мне палец острым лезвием и обмакнул в выступившую каплю крови кончик магической ручки. Такой подписывают важные бумаги — запись не стирается, проявляясь сразу в нескольких магических книгах — в том числе и столичной.