Летели навстречу снежинки. Я обращал на них внимание только потому, что был под впечатлением от разговора с шофёром. В Заволжье снег совсем, казалось, перестал падать. Дорога была оживлённой, как в любой другой день. Если при такой погоде нельзя доехать до Сокольского, то при какой тогда можно? У вокзала было много автобусов – похожие на кирпичи «Пазики»; вытянутые, как батоны, «Львовские» – из Ковернина, Городца, Чкаловска, Пучежа. Узнав у диспетчера, что автобуса из Сокольского не было, шофёр категорически отказался ехать дальше. Поворот на Сокольское находился на полпути между Заволжьем и Ковернином. Ковернинские автобусы шли, а мы вернулись.
Следующим утром я опять пришёл на автостанцию. Опять сыпал снег. Шофёр был прежний. На мой вопрос о том, доедем ли мы сегодня, он уклончиво ответил: «Не знаю». На его лице читалось, что он предпочёл бы остаться.
Свободных мест не было: ко вчерашним пассажирам добавились новые. Наконец мы поехали. Многоэтажные дома, узкие улицы сменились белым пустырём с редкими деревьями, одиночными строениями, кустиками, торчащими из сугробов, как засохшие прутики. Снег несло поперёк дороги стеной. После невыразительного снегопада среди домов эта картина повергла шофёра в уныние.
– Опять придётся возвращаться, – обречёно сказал он.
Сразу за городом на широкой дороге, по обе стороны которой был сосновый лес, мы опять попали под сплошной снегопад.
– Нет, надо возвращаться, – шофёр убрал ногу с педали газа, и мы начали останавливаться. – Как чувствовал, не хотел уезжать с автостанции!
Пассажиры возмутились:
– Поехали дальше!
– До затора!
– Снега он испугался!
– Какой же это снег?! – досадовал шофёр на то, что ему приходится объяснять очевидное. – Это метель!
– Это чепуха, а не метель!
– Чепуха?! – разозлился шофер. – Не хотите сейчас – вернётесь из Заволжья! Все вернётесь!
Дальше ехали молча. Чувствовалось общее недовольство, раздражение – у пассажиров, потому что они, возможно, опять не доедут до места, а у шофёра из-за того, что его не послушали: возвращаться всё равно придётся.
На автостанции в Балахне встретился автобус из Сокольского. Водители радостно поздоровались, поговорили. Наш шофёр, вернувшись в автобус, сообщил, что дорогу очистили. Проехать можно. Пассажиры заулыбались. Шофёр тоже повеселел. Он, разве, против? Пожалуйста, если дорога свободная.
В Сокольское приехали с опозданием: простояли в заторе – в поле. Дорогу чистили грейдером, но её всё равно переметало. От широкой дороги осталась узкая колея с сугробами до середины окон автобуса.
Магазин, по телеграмме которого я приехал в Сокольское, завысил количество брака. Неисправных телевизоров было всего пять штук. А они сообщили о двадцати! Они это сделали для того, чтобы завод быстрей прислал представителя. Напугали штрафом. Я думал, что завтра вернусь домой. Вернусь сегодня на последнем четырёхчасовом автобусе: у меня не было желания ночевать в гостинице.
Ничто так не радует, как неожиданная хорошая новость, и так не расстраивает, как новость плохая. Я пришёл на автостанцию за час до отправления автобуса. А кассир сказала, что автобуса не будет из-за погоды.
Я настолько свыкся с мыслью, что сегодня буду дома, что перспектива остаться здесь на ночь мне показалась ненормальной, дикой, неким извращением, мазохизмом. Всего несколько часов отделяли меня от дома! Я решил уехать на попутной машине. Может, кто-нибудь поедет в Горький?
