Как-то раз, гуляя по старому парку, где полувековые деревья, что помнят, наверное, даже основателей города, своими раскидистыми кронами подпирают синее небо, я совершенно незаметно для себя, шаг за шагом любуясь великолепием природы, набрёл на рябинник. Поскольку на дворе уже явно чувствовалось приближение осени, растерявшие былое жизнелюбие, листья на белоствольных берёзах, хотя и продолжали удерживаться, но приобрели золотистый оттенок. И нет-нет, да и лёгкий ветерок играючи срывал их, и листья, кружась в своём последнем танце в воздухе, словно сплетённом паутиной из золотых ниток, спускались на пожухлую траву.
Какая-то неосознанная, непонятная тревога охватила меня всего, заставив содрогнуться. Я не сразу смог уловить. От чего она исходит, что послужило первопричиной всего этого. Лишь спустя несколько минут, словно озарение, память, вернув меня в прошлое, осветила разум, напомнив всё. И сквозь призму прошлого, я посмотрел на порозовевшие ягоды рябины, густо большими кистями облепившие куст, что навеяли мне грустные мысли, после первых же осенних заморозков, приобретающие огненно-красный цвет и в сером, с облетевшей листвой лесу, пылающие подобно костру, внося яркое разнообразие. Костру любви. Любви?…
Может быть, в этом заключалась истинная причина моей неясной, ещё не осознанной до конца грусти. На мгновение защемившей моё сердце, и, не желающей так просто отпускать?
– — Тогда, несколько лет назад, тоже стояла осень, как я припоминаю, но в отличие, от сегодняшней, поздняя осень. Деревья, лишённые листвы. Тоскливо взирали на окрестность в ожидании зимы, что укроет их белым покрывалом. Опавшая листва, самых причудливых цветов, как палитра художника, шуршала под нашими ногами и ломалась с характерным хрустом. Мы шли с тобой по тропинке, и если память мне не изменяет, то была наша последняя встреча и, казалось, листья своим хрустом, предостерегают от ошибок в будущем, напоминают, как хрупко и зыбко всё в этом подлунном мире. Одно неосторожное слово или жест способны навсегда перечеркнуть вс то, что берегли и лелеяли.
Шагая рядом с тобой, уже в ту минуту, далёкой от меня, придерживая за руку. Я всё ещё пытался как-то исправить положение, объяснить стечением обстоятельств случившегося, оправдаться в твоих по-детски наивно-чистых глазах, но твоя легко ранимая душа – почему я не подумал об этом раньше по своей самоуверенности – и близко не желала подпускать к себе, закрывшись на сто замков. Но, без единого подходящего ключа. И никакая отмычка не в силах была помочь мне справиться с этими замками в ту минуту.
Ты слушала, или мне так хотелось думать и верить, утешая собственное самолюбие, отрешённо, и лишь изредка поглядывала в мою сторону, всё ещё не веря увиденному, а вполне допускаю и с намёком: мели Емеля, твоя неделя.
Я не раз после этого укорял себя, готов был на самый безрассудный поступок, если бы… он позволил, хотя бы на миг вернуть прошлое и… исправить всё. Я упрекал себя за столь безответственный шаг, за авантюру, достойную подростка, но уж никак не молодого человека, каковым я себя считал. На тот момент мне верилось, это была детская шалость, лёгкая ничем не обременённая забава, но… как я не прав оказался. Сейчас, когда уже всё позади. Пережив немало, и, многое повидав. Я осознаю, какой трагедией было оно для тебя, тогда же… Тогда, я. Направляясь в сторону скамеек, расставленных на открытой площадке, вокруг весело журчащего фонтана. Встретил свою давнюю знакомую Аню, невесть каким образом, оказавшуюся здесь в данную минуту. Но только ли знакомую? Почему я напрасно пытаюсь обманывать себя? А как же наши встречи с ней, волнующие кровь, словно это было вчера, при одном воспоминании о них, наши ночи? Ведь всё это было. Было и не вычеркнуть их из памяти.
