Проклятый пирог будто прожигал корзину. Еще немного — и запалит платье. Швырнуть в обрыв, в Валору, на корм рыбам. И собственный труд, и все свои попытки хоть что-то изменить. Тетка Соремонда не права. Она искренне считает, что Амели достался не самый плохой муж. Она просто ошибается. Или врет нарочно, чтобы хоть как-то приободрить.
— Опять бродишь по саду ночами?
Нил поднял фонарь, золотя свое улыбающееся лицо, но вмиг посерьезнел, приглядевшись:
— Ты плачешь?
Только его теперь не хватало. Амели упрямо покачала головой и вздернула подбородок:
— Нет. Я просто гуляю.
— М… — Нил отвел глаза, но по всему было видно, что не поверил. Наконец, с интересом кивнул на корзинку: — Что это у тебя?
— Так, ерунда.
Амели делано отмахнулась и опустила голову. После рассказа Соремонды ей было немного совестно смотреть Нилу в лицо. Будто она прознала о нем нечто тайное, что не положено. Уж едва ли ему понравится, что ей известно о его визитах к этой бессовестной графине. Любой бы застыдился. Но возникало столько вопросов… И неужели он никогда не пытался сбежать отсюда?
— Так что там? — Он потянул край салфетки, но тут же одернул руку, будто обжегся: — Прости. Мне ведь тебя, пожалуй, и госпожой надо называть. Да кланяться.
Он отставил ногу и поклонился весьма изысканно. Видно, колдун таким манерам выучил.
Амели, кажется, даже покраснела от возмущения:
— Какая же я тебе госпожа?
Он пожал плечами:
— А как же мне называть жену господина? Уж, конечно, госпожой.
Это было последней каплей. Слезы, которые душили всю дорогу, наконец, вырвались, намочили щеки. Казалось, что Нил предавал ее. Конечно, они не были друзьями, он ничего не обещал, но он и тетка Соремонда были здесь единственными настоящими людьми. Единственными, кто был симпатичен. Мари не вызывала таких чувств. Хоть была добра и приветлива, но оставалась какой-то пустой, казенной, формальной. Как ваза или гобелен. Ничего не изменится, если заменить ее на другую такую же. Лишь бы хорошо причесывала да чисто убирала.
Нила и тетку так запросто не заменишь.
Нил замешкался, не понимал, чем вызваны слезы:
— Прости, если чем-то обидел. Не хотел я.
— Не делай так больше, — Амели утерлась рукой. — Не нужно мне кланяться. Никакая я не госпожа.
Нил пожал плечами:
— Не стану, если не хочешь. Если уж только когда в присутствии мессира… иначе попадет.
Она с готовностью кивнула:
— Хорошо.
— Так что в корзинке?
— Пирог.
— А куда ты его несешь?
Вся затея выместить злость подобным образом показалась просто невероятной. Глупой, ребяческой. Вышвырнуть с обрыва… И кому станет хуже? Кто расстроится?Амели живо вспомнила, как стряпала пирожки для Нила. И как Феррандо ел их. Вспомнила весь этот ужасный разговор.
Она подняла голову:
— Тебе несла. Тетушка Соремонда сказала, что ты можешь быть где-то здесь.
— Мне? — Нил недоверчиво нахмурился. — С чего это?
Амели пожала плечами — не знала, что ответить. Просто убрала салфетку и достала тарелку с пирогом.
Нил присвистнул, округлив глаза:
— Вот это да. Неужто сама делала? Тетка такого не умеет.
Амели лишь кивнула и протянула тарелку:
— Ешь, на здоровье. Надеюсь, это вкусно.
