Читать онлайн Лика Семенова - Жена хозяина трущоб

Я слышала, как она подошла. Уже по шагам знала, что это Джинни. Но не обернулась. Так и сидела на краю обрыва над Разломом и смотрела на «ту» сторону, искристую от ярких огней на фоне черного ночного неба.

Джинни положила ладонь мне на плечо:

— Уже поздно, надо идти.

Я не ответила. Пошлепала рукой по земле, чтобы подруга села рядом. Джинни выполнила просьбу, опустилась. Так же, как я, обняла тощие колени и тоже уставилась на огни. «Та» сторона всегда казалась нам, трущобным, необыкновенной сказкой. Все мы мечтали оказаться там, в Полисе, но наше мрачное будущее было только за спиной, в Кампаниле. Особенно мое. Неотвратимое и жестокое.

Джинни не выдержала:

— Там твоя тетка с ума сходит. Завтра… такой день... — Она замялась: — Они до смерти боятся, что ты сбежишь.

— Куда? У него даже в Полисе свои псы.

Подруга не ответила. Какой тут ответ? Я прикована к этим трущобам длинной незримой цепью. К трущобам и их хозяину…

Я стиснула зубы до ломоты в челюсти. Рыдать уже не оставалось сил, и я была наполнена какой-то холодной тяжелой злобой. И животным страхом. Таким, что стыла кровь в жилах. Не представляю, как вынесу, оказавшись завтра с Марко наедине, когда между нами уже не будет стоять его обет... Когда стану его вещью. Осталось меньше суток.

Я сосредоточилась на далеких огнях, наблюдала, как едва различимая оранжевая точка аэрокара отрывается от посадочной платформы высотного дома и набирает высоту. Мне всегда было интересно, что они делают на «той» стороне… как живут… Не снаружи, а внутри. Некоторые из трущобных, конечно, если очень повезло, служили прислугой, как Роза, или пристраивались на черные работы. Но особо не болтали, боялись лишиться хорошего места. Все мы знали, как «Отче наш», что нам там не рады, нас не ждут. Там мы чужие, отбросы, неликвид. Мы просто потомки тех, кто когда-то выжил вопреки всему. Детьми мы с Джинни часто бегали по окраинам. Пытаясь глотнуть, понюхать этой другой жизни, украдкой, прячась от полиции. Теперь уже не бегали… потому что не мечтали.

Я опустила подбородок на сложенные руки:

— Джинни, ты как думаешь, отсюда вообще реально сбежать? Так, чтобы он не нашел? Никогда?

Краем глаза я видела, что она напряглась, повернула голову.

— Софи?.. — Повисла многозначительная пауза. Подруга будто захлебывалась вдохом. — Что ты задумала? Скажи, ради бога!

Я покачала головой:

— Ничего, конечно. Забудь. Я не хуже тебя понимаю, что это невозможно. Завтра все закончится.

Джинни это не успокоило:

— Не дури, слышишь, с Марко не шутят. За тобой и так постоянно «хвосты» болтаются. Наверняка и сейчас где-то рядом. Значит, он что-то чует, слышишь! Умоляю, не сделай ошибки. Он никогда не простит. Он убьет тебя, Софи.

Я почти выкрикнула, и слезы брызнули из глаз:

— Думаешь, я этого не знаю?

Джинни подвинулась ближе, обняла меня за плечи. Пробормотала едва различимо:

— Просто не зли его, и все будет хорошо. Никогда не зли. Наверняка это не так сложно. В конце концов, он не просто так берет — женится хотя бы. Тварь он, как есть — такое не исправить, только и деньги, и власть — все у него. И бояться кроме него здесь некого. Теперь он заправляет и Кампанилой, и Черной скалой. Остальные районы — уже просто дело времени.

Казалось, мое лицо застыло, превратившись в глиняную маску. Я вновь уставилась на огни за Разломом:

— Я не хочу бояться. Никого. Я чувствую себя куском мяса. Свиньей, которую откормили к празднику. Осталось только вспороть брюхо. Странно надеяться, что свинье это может понравиться. Я ненавижу его.

Джинни отстранилась, ее раскосые глаза влажно блеснули:

— Прекрати, слышишь! Выбора нет, а так ты делаешь только хуже. Себе же хуже. Ведь можно же найти в этом что-то хорошее. Хоть что-то.

Я утерла лицо:

— Хорошее? Поставь себя на мое место. У него не просто руки в крови — он по горло залит кровью. Он утонул в ней! От него разит кровью! И я задыхаюсь.

Джинни промолчала. Она, как и все здесь, знала, что я права. Но понимала ли? Наконец, пробормотала:

— А кто тут не в крови?

Мы какое-то время молча сидели, таращась на огни «той» стороны. Я была благодарна, что Джинни сейчас оказалась рядом. И что замолчала. И внутри меня вдруг стало пусто до звона в ушах, словно исчезли все мысли, все страхи. Все исчезло. Вот бы было так всегда… Но я точно знала, что через пару мгновений снова накатит, задушит. Станет так невыносимо, что захочется кричать.

А сейчас я просто смотрела на висящий над городом маленький кругляш Луны и не верила россказням, что когда-то она была больше, до взрыва. Да и Разлом, как утверждают, когда-то был рекой, название которой уже никто не помнил. Земная кора лопнула по руслу, вода исчезла, а из трещины теперь поднимался жар, и глубоко внизу виднелось огненное нутро. Мы другого не видели.

Я с трудом поднялась на ноги, кивнула Джинни:

— Пошли.

Правильно говорят: перед смертью не надышишься. Но не хочу, чтобы меня возвращали домой силком. Чувствовала, что этим закончится, если промедлю еще.

Мы карабкались в гору, на холм Кампанилы. На фоне сероватого неба отчетливо виднелась чудом уцелевшая башня древней каменной колокольни, покрытой изумительной резьбой, словно кружевом. Она и дала когда-то название нашему району. У колокольни возвели новую церковь, и она стала центром квартала.

Чтобы все же еще немного потянуть время, я свернула на длинную дорогу, огибающую холм с востока. Она поднималась вдоль толстой трубы трущобного коллектора, сбрасывающего нечистоты прямо в Разлом. Справа виднелись небольшие огороды и забор скотобойни, от которой даже сюда доносился специфический запах. У Джинни там работал отец. Она этого стеснялась, но при любом безденежье в их доме всегда было мясо и потроха.

Дорога вдоль коллектора уперлась в обрыв, к которому жалась ржавая лестница в несколько пролетов. Вела на рыночный пустырь. Конструкция шаталась, железо стонало под ногами. Я остановилась и обернулась, глядя сверху вниз. Едва различимая фигура «хвоста» терлась у подножия лестницы. Странно, что он не поторапливался. Если наверху поднажать, можно оторваться и скрыться в темноте. Но сейчас это не имело смысла.

Меня передернуло, когда мы поднялись наверх — лучше бы шли короткой дорогой. Рыночный пустырь был просто открытой площадкой. Утром и днем торговали, чем попало. В остальное время тут мальчишки гоняли в футбол, а иногда утраивали танцы. По особым случаям… Завтра здесь накроют столы, щедро выкатят выпивку. Над пустырем уже растягивали сеть гирлянд. Будет праздник для всех, кроме меня. Зачем я здесь пошла?

Джинни дернула меня за рукав:

— Там Марко…

Холодея, я повернула голову, сразу различила его затянутую в черную кожу широкую спину. На краю пустыря виднелись несколько фургонов под отвратительным слепящим прожектором. Мерзавцы из окружения Марко осматривали шеренгу выстроившихся женщин. Я слышала их рыдания и всхлипы. Мне не надо было пояснять, что здесь происходит. Это были отловленные девушки с диких территорий, которых продавали в бордели на «той» стороне. Бизнес был налажен, как нельзя лучше, об этом здесь знал каждый первый. Но я никогда не видела, как происходит эта мерзость. И сейчас не хотела смотреть.

Я взяла Джинни за руку, отошла в тень забора:

— Пошли быстрее, пока не увидел.

Мы старались идти неслышно, но это не помогло. Я встала, как вкопанная, услышав окрик Марко:

— София, остановись.

Сделать наперекор было опасно и глупо. Я медленно повернулась, смотрела, как Марко приближается. Сам. Крепкий, коренастый, ширококостный, массивный, как бык. И такой же непредсказуемый и опасный. Он и сам понятия не имел, сколько крови в нем было намешано, не знал ни отца, ни матери. Его жесткие черные волосы немного вились, спадали на смуглый лоб. Левая щека вместе с глазом и бровью была изуродована глубоким шрамом. Пару лет назад, в разгар поножовщины в Черной скале. Глаз чудом не вытек, но теперь всегда был полуприкрыт, делая его грубое лицо попросту пугающим. Тогда случилась особо кровопролитная стычка, Марко хорошо искромсали, и я молилась, чтобы он не выжил. Но молитва не помогла…

Я заметила, как Джинни предусмотрительно отошла подальше, к самому забору. И я осталась одна.

Марко встал передо мной, заслоняя мерзкий свет прожектора:

— Что ты здесь делаешь? Почему ты еще не дома?

Я опустила голову, чтобы не видеть его искалеченного лица, от которого по хребту пробирало морозцем:

— Я уже иду…

— Где ты была?

Я сглотнула, понимая, что от страха пересохло во рту:

— Я гуляла… Перед сном.

Марко шумно выдохнул, с трудом задавливая злость. Повернул голову, глядя куда-то в сторону:

— Джонатан!

Я сразу поняла: Джонатан — это «хвост», который таскался за мной. Тот подбежал тут же — уже вскарабкался по лестнице.

— Я, патрон!

Марко смерил меня тяжелым взглядом:

— Где она была?

— Вышла из дома, а потом два часа сидела у Разлома.

— Одна?

— Одна, патрон. Потом пришла вон та, — Джонатан кивнул в сторону Джинни.

Марко шумно выдохнул, вновь посмотрел на меня:

— Мне не нравится, что ты разгуливаешь по ночам. Я запрещаю, слышишь? Моя жена не должна слоняться в темноте, словно продажная девка.

Я сжала зубы, но не удержалась:

— Я еще… не жена, — голос предательски дрогнул, но мне было безумно важно это произнести.

Марко коснулся моего лица, и сердце оборвалось.

— Это ничего не меняет. Станешь ею завтра… — Он стиснул пальцы на моем подбородке, заставляя поднять голову: — Зачем ты пришла сюда? Видеться накануне свадьбы — дурная примета. Это не к добру, София.

Я опустила глаза. Теперь видела в расстегнутом вороте серой рубашки его волосатую грудь, на которой покоился большой золотой крест. Как символ фанатичной веры. Но вера Марко была своеобразной… если не сказать, избирательной. Она никак не мешала ему творить все то, что он делал.

— Прости, я не знала, что ты здесь. Я просто пошла этой дорогой.

Марко вновь шумно выдохнул, и было понятно, что едва сдерживался. Он вынудил меня смотреть в его изуродованное лицо:

— Ты должна выспаться и хорошо выглядеть завтра. Поняла? Я не хочу видеть в церкви помятое лицо. — Он склонился совсем близко, и его губы едва не касались моей щеки: — И недовольное или несчастное — тоже. Ты должна ценить то, что я тебе даю, София. Любая мечтала бы оказаться на твоем месте. Но я предпочел всем остальным тебя.

Я молчала. Наверное, лучше молчать. Никогда не угадаешь, что может его разозлить. Фраза, взгляд, вздох… впрочем, я еще всего не знала — только предстоит узнать. И учение не обещает быть гуманным.

Я стояла, оцепенев. Вздрогнула всем телом, когда от фургонов раздался истошный визг и неистовое рыдание вперемежку с мольбами. Я не хотела смотреть, что там происходит, и сейчас была рада, что Марко заслонял собой обзор.