– Ты чего? – Полковник готов был дать мне хорошего тумака, как проверенное средство против истерики.
– Я тут подумал о человечестве.
Полковник с доктором посмотрели на меня с таким видом, будто спрашивали, не нуждаюсь ли я в более серьёзной психиатрической помощи.
– Да нет, я тут вспомнил, как герои кино жертвовали собой ради спасения человечества.
– Да, в кино это выглядело красиво, – пробурчал Доктор.
– Ну и кто здесь хочет пожертвовать собой? – спросил вдруг Полковник, глядя то на меня, то на доктора.
Мы же сидели, как два нашкодивших школьника в кабинете директора.
– Лично я выбираю жизнь. Человечество, человечеством, а мне моя шкура милее, по крайней мере, до тех пор, пока я – это я. Оставим патриотизм для кино и книг. Пусть другие вдохновляют художников, я же выбираю вино и девочек.
– А тошно не станет? – спросил меня Полковник.
– Проблююсь. Тошнота – это признак жизни.
– Существования, мой друг, существования, – включился в разговор доктор. – Жизнь – это нечто иное, подразумевающее возможность смотреть себе в глаза, хотя мы немного помучаемся и придём к выводу, что это был единственный выход, единственный, чёрт бы его побрал, выход. Подлость всегда найдет, как себя оправдать.
– А ты хочешь грудью на пулемёты? Вперёд, только своей. А мне пусть будет стыдно. Я не собираюсь идти на дно с тонущим кораблем или стреляться из-за куска тряпки. Мне плевать на символизм, как и на судьбу Мира, который меня интересует исключительно, как место для моего сносного существования.
– Наверняка у них есть запасной вариант, – Полковник говорил тихо, спокойно, как будто рассуждал о чём-то вполне естественном, о чём-то каждодневном, бытовом. – Тем более что Дядя Сэм прибыл к нам уже больным, так что, хотите вы того, или нет, но погибать вместе с островом, по меньшей мере, глупо.
– И что ты предлагаешь?
– Ничего. Ждать. Взять себя в руки и ждать, а не распускаться, как…
Телефонный звонок был, как сигнал иерихонской трубы.
– Эдди? – рявкнул Полковник в трубку.
– А чей ты ещё ждешь звонок? Как вы там?
– Твою мать! И он ещё спрашивает! Лодка на месте?
– Знаешь, Полковник, кое-то изменилось.
– Проклятие!
– Не горячись. Это не то, что мы думали…
– Вот, ублюдки!
– Выслушай меня. Это не так уж и плохо. Это…
– Послушай ты меня! Если мы почувствуем опасность, мы вызовем огонь на себя. Мне достаточно нажать одну кнопку, чтобы дружки Дяди Сэма из Ай-кю-эм 431 разнесли этот остров ко всем чертям!
– Полковник, не делай глупости!
– Тогда дай нам покинуть остров.
– Это невозможно. Тогда мы все погибнем, а вы будете жрать гамбургеры с чувством выполненного долга.
– Хорошо. Что предлагаешь ты?
– Вас никто не будет принуждать. Поживите, осмотритесь, это не то, что вы думали… Мы никого не принуждаем и никого не захватываем… Это приглашение… Подумайте, Полковник. Номер телефона ты знаешь.
И вот мы сидим и тупо смотрим на стрелки часов. Что дальше? Средств защиты у нас нет. Звонить на материк мы не будем, это уж точно. И что? Даже если он говорит правду, что тогда? Нас оставят как представителей когда-то живущего вида, позволят и дальше пить, гулять, будут подсаживать самочек для разведения, станут возить по другим зоопаркам планеты, обмениваться коллекциями? Будут пугать нами детей, а школьные учителя на уроках биологии будут говорить, что эти млекопитающие считали себя разумными? Интересно, удобные у них клетки? С другой стороны, героическая смерть во спасение человечества, вечная память и прочая ерунда. Возведут нам памятник, на который будут гадить голуби, писать собачки, а представители подростической молодежи будут писать краской матерные слова. А вдруг вместо клеток со всеми удобствами нам уготована участь павловских собак? Ещё тот садист был. Тоже ведь из соображений высшей гуманности…
