Мы сидели в конспиративной пещере Эдди и ждали. С момента появления тумана прошло всего несколько часов, но за это время мир, по крайней мере, наш мир перевернулся с ног на голову. Человечество исчезло в тумане, уступив своё место неведомым чужакам, как две капли воды похожим на нас. Нас же спасли противогазы Полковника, которые мы не хотели снимать до последнего, и только под угрозой смерти от удушья мы смогли заставить себя глотнуть свежего воздуха. По-видимому, всё обошлось. Туман кончился. На улицах было пусто, и нам не составило труда улизнуть из подвала, прихватив с собой несколько автоматов. Эдди держал их у себя на всякий случай. Мы свободно покинули город и оказались в небольшой пещере, о существовании которой, по словам Эдди, не знал никто. Там были патроны, аптечка, запас продовольствия и море пресной воды. Там были даже матрасы. Они показались нам в тот момент верхом роскоши.
Мы молча смотрели на часы, медитировали на застывшие стрелки. Никто не хотел говорить. Все боялись произнести хоть слово, боялись начать разговор, боялись слов…
Эдди сказал, что недалеко у него спрятана лодка и вышел в темноту. Казалось, его не было целую вечность. Несмотря на то что он никогда не расставался с мобильным, как и Полковник, которому по долгу службы телефон был просто необходим, мы не решались звонить. Мы были одни, одни во всём мире. Конечно, мы могли позвонить на материк старым друзьям Дяди Сэма, но в этом случае нас ждала неминуемая смерть.
– Чёрт, они нашли способ, – нарушил молчание доктор.
– Ты о чём? – не понял я.
– Способ распространения. Раньше приходилось что-то делать, чтобы заражать людей вирусом, но после тумана…
– Похоже, мы единственная их проблема.
– Да какая мы проблема! Трое до чёртиков напуганных бабников. Мы даже не вопрос. Это только в кино одиночка может спасти Мир.
– Да, но мы можем позвонить, куда следует.
– И на нас с чистой совестью уронят парочку ракет, чтобы было наверняка.
– Да, но вирус вот-вот выберется на свободу, если ещё не выбрался.
– Вирус да, а мы нет, поэтому разбомбят нас, как самых умных.
– И что мы будем делать?
– У тебя есть предложение?
– Нет, но…
– Тогда помолчи, пожалуйста.
Не знаю, возможно, мы говорили совсем о других вещах, другими словами, в других выражениях, тогда я был в состоянии, близком к обмороку. Я не то, что запоминать, я с трудом мог понимать, что происходит, и чего нам ждать потом. Самым же страшным для меня был вопрос: когда будет это потом? Я всегда был противником новостей, ожидая от перемен только новую головную боль, а тогда я был готов вечно сидеть в этой пещере, только бы не…
Я хотел жить, быть самим собой, выпивать, знакомиться с девочками, иногда ненадолго влюбляться, есть спать, ходить в туалет. Все эти незатейливые вещи внезапно приобрели глубинный смысл, перспективу, стали важными сами по себе, каждая мелочь, каждая секунда жизни. Я хотел жить.
Мне вдруг стало смешно. Я вспомнил все эти фильмы об инопланетном вторжении, и как люди, оказавшиеся в нашей ситуации, готовы были пожертвовать всем, ради спасения человечества, даже собственной жизнью. Тогда я воспринимал это как нечто естественное, нечто само собой разумеющееся. Сейчас…
Сейчас я готов был на всё, ради спасения человечества с тем только условием, что возглавлять список спасенных должно было мое имя, а если и не возглавлять, то присутствовать в этом списке оно было просто обязано. Насколько я понимаю, остальные придерживались такого же мнения.
