Лицо мужчины в очках ничего не выражало, и Саша не могла понять, справилась ли она.
Уже на улице Елизавета с облегчением выдохнула:
– Ну слава богу! Молодец, Сашенька. Все закончилось! Как же мы с тобой так опростоволосились – пропустили фрукты и овощи? А ты такая молодчинка! Вопрос про варенье такой трудный был, а ты правильно сказала. Знаешь, кто был тот дядя? Учитель английского языка! – последние три слова прозвучали как заклинание.
В старших классах Саша открыла для себя Достоевского. «Преступление и наказание» настолько увлекло ее, что все свободное время она проводила за чтением. Елизавета Васильевна сердилась, что дочь даже есть нормально перестала, только хрумкает яблоки, перелистывая страницы. А вот «Война и мир» не пошла – тяжелое чтиво. Как и школа! Без удовольствия отсиживала она скучные уроки, зубрила не интересующие ее точные науки. Бунтарка внутри, снаружи вполне сговорчивая, Саша училась для родителей и окружающих. Дома не хотелось расстраивать плохими оценками маму, а в школе дух соперничества и нацеленность на достижение лучших результатов вынуждали ученицу не отставать. «Старой закалки» физичку однажды прорвало:
– Я ваш интеллигентский девятый «Б» терпеть не могу! Каждый сам по себе, только и следите друг за другом, помочь или подсказать соседу – да никогда! Девятый «А» – троечники, и родители у них из рабочей среды, но все отличные ребята. Те дети живые и добрые, друг за дружку горой. Вот у них я с радостью веду уроки. А вы? – седая сухонькая женщина с пренебрежением окинула выцветшими глазами класс. – Одиночки, думающие только об оценках!
И уже спокойнее объяснила по-научному:
– Баланс не соблюден. Вас бы всех перемешать, чтобы «ашки» успеваемость подтянули, а вы дружить научились. Получилось бы что-то типа устойчивого равновесия, как в теореме Лагранжа.
Учительница попала в яблочко. Именно в такой атмосфере училась Саша.
Чтобы не плестись в хвосте, ей приходилось учить предметы через «не хочу», как говорила мама. Школьница старалась не выпускать ситуацию из-под контроля, вовремя предпринимала шаги, чтобы исправить периодически появляющиеся тройки и вытянуть на «хорошо». Саша старалась не выделяться, но, когда нужно, могла за себя постоять. В сложной ситуации почти всегда умела выкрутиться. Вместе с Катей они иногда обсуждали будущее.
– Блин, Сашка. Скорее бы закончить школу, – Катя подперла кулаком подбородок.
– Заколебала она! – нелюбимое слово было на слуху и проникло в ее словарный запас. – Ну что, Катька, куда будем поступать?
– На иняз. Больше некуда. Зря, что ли, мы горбатились с этим английским всю жизнь? – аргументировала Катя.
Саша поддакивала:
– Конечно! Да и мама уже все уши прожужжала, чтоб после школы прямиком на иняз.
Катя смотрела на подружку и завидовала Сашиной красоте, считая ее соперницей в делах сердечных. Однажды она даже подговаривала других девчонок скрыть от Лучиной, что в субботу вечер в Суворовском, потому что «если Сашка придет, то всех парней уведет». А та, в свою очередь, завидовала Катькиному гардеробу и тихому трезвому дому.
Девушки затушили окурки, закурили еще по «Родопи» и продолжили болтать.
Елизавета Васильевна была влюблена в английский своей дочери, точнее в его звучание.
– Саша, ну-ка скажи еще раз «зонтик»!
– Umbrella, – Саша закатила глаза. Было видно, что она делала это для мамы не раз.
