Учась в начальной школе, Саша принесла птенца воробья, и он прижился на подоконнике. Прыгал, клевал желтые пшенные бусинки и громко чирикал. Даже Владимиру Кузьмичу воробьишка пришелся по душе за веселый нрав. Иногда открывали штору, и желторотый летал по квартире, пока не произошел несчастный случай. Воробушка прибила входная дверь, сильно хлопнувшая на сквозняке, когда мама пришла с работы. Хватились, воробья нет. Саша вспомнила ухнувшую дверь и сообразила, что могло произойти. Пока мама не видела, дочка на цыпочках пробежала в темную прихожую и неслышно повернула ключ. Наклонилась и… увидела расплющенное тельце в дверном проеме. Превозмогая страх, ухватила трупик за торчащее перышко так, чтобы не запачкаться кровью, сбежала по лестнице и выбросила на газон. «Слава богу, мы живем на первом этаже. Не скажу. Не хочу, чтобы мамочка расстраивалась, она себя винить будет», – рассудила по-взрослому десятилетняя Саша. А мама решила, что пернатый любимчик прошмыгнул в открытую дверь, когда она пришла, ну а оттуда на улицу.
– Я животных люблю, – снова, как тогда, в детстве, раздосадовано повторила семнадцатилетняя дочь.
– Видите ли, животных она обожает! Детей учить – очень хорошая профессия. Зверей после работы любить можно. Ты только вдумайся, доченька! Учитель английского языка! Как звучит!
– Ты всегда, мама, меня заставляешь. Хочешь, чтобы я была такая же, как ты, учительница. Я уже однажды от твоей музыки чуть с ума не сошла.
– Давай не представляйся. Играть на пианино – очень хороший навык. Могла бы быть учителем музыки. У тебя же абсолютный слух. Ты, наверное, не помнишь, но тебя при консерватории учила сама Казакова.
– Помню, помню. Ее муж был ведущим оперным певцом, а она была злюка. И уроки прогуливала, за которые ты по 15 рублей платила.
– Точно! Как ты помнишь всё это? – удивилась мама.
– Все про это пианино помню, потому что ненавидела. Слушать музыку или танцевать под нее я обожаю. А та долговязая и не учила меня играть, только стучала своими длинными острыми красными ногтями по клавишам.
– Ну, уж ты скажешь! Все в прошлом, Саша. Сломала ты меня тогда своим упрямством: «Не пойду больше в музыкальную школу, и хоть режь». С английским хоть не подведи, доченька. Поступай, дорогая, на иняз. Пожалуйста.
Саша воодушевленно зубрила экзаменационные билеты и закончила десятый класс без троек. Вскоре из последних сил ударницы Макеева и Лучина уже сдавали вступительные экзамены в педагогический институт на факультет иностранных языков, но им не удалось набрать необходимое для зачисления количество баллов.
– Накрылся ваш иняз медным тазом, – Владимир Кузьмич зыркнул на дочь.
– Зачем ты так, Володя. Саша на будущий год снова попробует. – Мама ободряюще глянула на Сашу: – Правда, доченька?
– Не знаю, – честно призналась вымотанная экзаменами девушка.
– Если ты такая тупая как пробка, нечего время терять. Работать пойдешь. Попробую определить тебя на производство сварщицей, – унизил словом подвыпивший отец. Трезвый он бы так не сказал. А вот на закрытый военный завод под кодовым названием «почтовый ящик» Владимир Кузьмич действительно вскоре устроил дочь.
Катю тоже пристроила в бухгалтерию, себе под крылышко, ее мама, и пути закадычных подружек разошлись.
Сварщица-ученица Саша и еще семь таких же неудавшихся студенток осваивали в прямом и переносном смысле ювелирную работу, припаивая золотые усики на малюсенькие схемы, видимые только под микроскопом. Поочередно прижимая то один, то другой глаз к окуляру, Саша мечтала о пылкой любви и быстрой захватывающей жизни, полной приключений.
