Иерусалимский синдром - страница 23



Луболо. Твою что ли?

Удилло. Можно и так сказать, вполне можно… Ну, ничего. Будем долготерпимы до пришествия господня! Положимся на Него, как на знающего толк в хитросплетениях не принявшей его реальности!

Джокетто. А я уже помыслил, что ты обиделся.

Удилло. На кого, сын мой?

Джокетто. На работодателя своего.

Удилло. Упаси тебя Господь! Как же я могу на него обижаться? У меня же и так положение сложное. «Не делайтесь учителями, ибо они подвергнутся большему осуждению». А я вот сделался. И теперь не знаю, чего и ждать.

Луболо. Раньше надо было об этом думать.

Удилло. Я думал. И во сне, и наяву. Спал – думал, проснулся – вспомнил о чем. Но кто мог подумать, что все так обернется?

Луболо. А тот, на кого ты работаешь – он разве здесь не причем?

Удилло. Бесовские слова говоришь. Верно сказано, язык – прикраса неправды. За такие слова гореть тебе, гаду, в геенне огненной.

Джокетто. Ты вроде собирался нас утешать.

Удилло. Для начала вам надо отложить всякую злобу, всякое коварство и лицемерие, и зависть, и злословие. Согласны? Вступаете на стезю добродетели?

Луболо. Сначала деньги верни.

Удилло. Чего стоят твои деньги по сравнению с духовными жертвами, благоприятными Богу Живому?!

Луболо. Когда брал, стоили.

Удилло. Твои деньги на богоугодное дело пошли. И хватит об этом! Сейчас есть вещи и поважней. (напевно завывает) Прошу вас, братия, удалиться от плотских похотей, восстающих на душу! Взывайте о помиловании! Идите за Ним! Он выведет!

Луболо. Плотские похоти… Ты, отце, все же контролируй, что несешь. Кто неделями из «Деликатесных пышек» не вылезал? Из борделя мадемуазель Боксерши, где и самый озабоченный человек больше часа не выдержит? Я не вылезал? Нет. (кивает на Джокетто) Он? Тоже нет. Славный Вольтуччи?

Вольтуччи. Да что вы, друзья – я в подобные заведения…

Луболо. Не Вольтуччи. Может, все-таки ты?

Удилло. Всех почитайте, братство любите, Бога бойтесь, правителя чтите! Вот мои идеалы. (Инспектору) А тебя я, пожалуй, прокляну.

Луболо. Руки коротки. Ты должен быть покорен всякому человеческому начальству – правителям и всем от него, для наказания преступников посылаемым. Как будто специально обо мне сказано. Так что, я для тебя начальство и проклинать меня у тебя нет никаких прав!

Удилло. Препояшь члерства ума твоего.

Луболо. Чего?

Удилло. Будь скромнее, вот чего. И да снизойдет на тебя благодать.

Луболо. Так-то лучше. А то прокляну, прокляну…

Джокетто. Тебе не все равно?

Луболо. Я никогда не позволю проклинать меня человеку, который должен мне деньги! Не позволю и все. Это противоречит всей моей сущности.

Вольтуччи. Расслабьтесь, Инспектор. Махните рукой и забудьте – дались вам эти деньги.

Удилло. Правильно, сын мой! (Инспектору) Избери прямой путь и разлюби мзду неправедную! И дождешься! Обязательно дождешься исполнения обетования. (трижды кланяется и бьет поклоны).

Луболо. Кланяйся, тренируйся – разминай поясницу: все лучше, чем на несовершеннолетних девках. Ты загашник свой давно проверял?

Удилло. Какой еще загашник?

Луболо. Который под алтарем.

Удилло. Нет его больше. Нет… Наказал меня Господь.

Луболо. Выходит, накрылись мои деньги.

Флориэна. Не в деньгах счастье.

Удилло. Точно, дочь моя, не в них, мерзких! Как тебя зовут, дитятко? Что-то раньше я тебя не встречал.

Флориэна. Я пока не решила плохо это или хорошо – за себя не решила, не за вас. Вы начитанный и пожилой – решайте за себя сами. А зовут меня Флориэной.