Вольтуччи. Все, что от нас зависит, мы сделаем. Через окно вылетишь?
Кабалоне. Я не люблю злоупотреблять своими талантами. Долгих прощаний я тоже не люблю. И поэтому отправляюсь подыхать, не медля. Честь имею.
Кабалоне выходит из комнаты.
Паскуэлина. Мы больше с ним не увидимся?
Оле. Думаю, что нет. Я могу еще раз об этом подумать, но это вряд ли что-то изменит. Нет, дорогая, к нам он уже не вернется. Он и сам в этом признался – не приду, не вбегу, не вернусь…
Флориэна. А о каких традициях он говорил?
Вольтуччи. У нас, грешных, две традиции было. По субботам мы танцевали, по воскресеньям играли в преферанс – ничего антигуманного.
Флориэна. Суббота как раз сегодня.
Вольтуччи. Я знаю.
Флориэна. Вы будете сегодня танцевать?!
Джокетто. Если начать успеем. Нам главное успеть начать. А потом видно будет. Может мы, танцуя, завалимся в какое-нибудь потустороннее пространство и громко скажем: «Хэйя! А вот и мы. Не ждали? А мы уже здесь! Бутылку наилучшего коньяка и лимон! И смените пластинку! Поставьте чего-нибудь поэнергичней! Чей это заснувший слон под моими ногами? Оставьте, не будите, я переступлю! Покажу пример моим шатающимся спутникам! Они со мной и мы к вам надолго! Не падайте в обморок, мадам! Вам не идет быть без одежды! Вы разводите голубей, мы неутомимы в ожидании праздника! То ли еще увидите!». А, Инспектор?!
Луболо. Я бы не возражал. Не стал бы отмахиваться, как от кошмара. Только не будет всего этого.
Джокетто. Ну, не будет, так не будет.
Флориэна. А мне можно будет с вами потанцевать?
Джокетто. У нас многое можно. Кроме того, что запрещает Инспектор – вполне строгий, хмурый мужчина с мелкобуржуазной философией прямодушного государственника. Заметила?
Флориэна. Нет! Он добрый.
Джокетто. Добрый?! Нет, я не спорю – люди, вообще, добрые… А пришельцы еще добрее.
Флориэна. Возможно, и добрее. Не мне судить – я их никогда не встречала.
Джокетто. Встретишь… Это не проблема.
Флориэна. Когда?
Джокетто. Не на рассвете, не после плотного завтрака, не в светлое время – практически сейчас.
Флориэна. Значит, Кабалоне их не победит?
Вольтуччи. А ты, Флориэна, хорошо танцуешь?
Флориэна. Плохо.
Вольтуччи. Вот и хорошо, что плохо. Ведь мы тут танцоры хуже некуда. И если бы ты выделялась среди нас своим необыкновенным мастерством, это могло бы разрушить уже давно сложившуюся стройность наших нестройных рядов. А так все будет очень гармонично.
Паскуэлина. Ты меня в общий котел не бросай. Я танцую неплохо. Может быть, даже хорошо.
Луболо. Да ладно тебе дуру гнать. Танцует она хорошо… Что такое хорошо танцевать, я знаю.
Паскуэлина. И что ты еще знаешь?
Луболо. Я тебе поведаю…
Паскуэлина. О скопце Гаэтано и его нетребовательных женщинах? О Рождестве и пришедшейся на него середине запоя?
Луболо. О танцах.
Паскуэлина. Да что ты в них смыслишь?! Как ты вообще находишь в себе право об этом заикаться?!
Луболо. Я не спец и не претендую. Но я видел умеющих танцевать.
Паскуэлина. В твоей кутузке, на допросе с пристрастием?
Луболо. В театре.
Паскуэлина. В театре?! Ты никогда в жизни не был в театре.
Луболо. Был, милая, был. По работе, но был. И видел.
Паскуэлина. Кого ты там видел? Нарумяненных цыган, пьяных медведей?
Луболо. Кайова. Индейцев кайова.
Паскуэлина. Не по моей вине, но разговор уходит куда-то под откос. Индейцы – это уже чересчур… И что они там делали?
Луболо. Выступали. У них был юбилейный концерт, посвященный годовщине смерти некоего видного вождя. Я смотрел, они танцевали – Пляску Солнца в круглой роще, Пляску Солнца на Волчьей реке, Пляску Солнца в зарослях китайской вишни… И как!
