На третий день осады смолянам удалось взломать тараном Львовские ворота, и осаждающие хлынули в Киев.
До самой ночи продолжались кровавые схватки на улицах города. Киевляне не сдавались, отчаянно сражаясь на площади близ Софийского собора, у Золотых ворот, на стенах Ярославова города.
Дружина северских князей вступила в Киев вместе с переяславцами через Лядские ворота.
Сначала была упорная битва с киевлянами близ церкви Святой Ирины, потом у княжеского дворца. Под Игорем ранили коня, и он продолжал бой спешенным, как и многие его дружинники.
В тесноте улиц коннице было не развернуться. Спешенный строй оказался более действенным, тем более что постоянно приходилось преодолевать рвы и высокие частоколы. Киев был огромен и к тому же раскинулся на нескольких высоких холмах, которые было удобно оборонять.
Если дружины южных князей старались по возможности щадить киевлян и не поджигали город, то ростовцы и суздальцы продвигались вперёд с зажжёнными факелами, отмечая пожарами свой путь по захваченному городу. Там, где проходили ратники суздальского князя, больше всего лежало убитых киевлян, не только зрелых мужчин, но и бородатых старцев и совсем юных отроков.
Ночью наступило затишье, поскольку было трудно определить, где свои, а где чужие.
Игорь и его дружинники расположились на ночлег в пустынных хоромах какого-то киевского боярина. Покуда гридни растопляли печи в нижних покоях, Игорь со светильником в руках обошёл помещения верхнего яруса. Всюду были следы поспешного бегства: опрокинутые стулья, открытые сундуки, разбросанные по полу женские платки, рушники и подушки… Похрустывали под сапогами черепки разбитой глиняной посуды.
«Что творится! – думал Игорь, глядя в окно на зарево пожара. – Будто нехристи взяли христианский город!»
Игорь устало опустился на скамью и снял с головы шлем.
Теперь, когда ожесточение схватки осталось позади, когда пропали азарт и желание показать своё умение в сече, реальность происходящего неприятно поразила Игоря. Ему стало стыдно за себя и за брата, что они ввязались в столь нечестивое дело. Игорь мысленно отыскивал какие-то оправдания для себя, словно держал ответ за содеянное перед Вышеславом. Уж он-то точно будет презирать Игоря за такое злодеяние!
«А ведь Вышеслав здесь где-то, – с тревогой подумал Игорь. – Только бы уберёг его Господь от стрелы или меча».
Игорь не заметил, как уснул, будто провалился во тьму.
Разбудил его воевода Бренк:
– Вставай, княже. Олег тебя кличет.
Игорь спустился в жарко натопленную горницу.
Там за столом сидели Глеб Юрьевич и Олег, прихлёбывая из чаш медовую сыту[33].
Лучи утреннего солнца расцветили всеми цветами радуги широкие окна, забранные разноцветным византийским стеклом. От этого в обширном покое было как-то светлее и радостнее.
– Ну что, проспался, воин? – обратился к Игорю князь Глеб, улыбаясь одними глазами.
– Проспался, – равнодушным голосом промолвил Игорь и тоже сел к столу.
Слуга подал ему чашу с сытой. Игорь пригубил из чаши с безразличным лицом.
– Ты здоров ли? – спросил у брата Олег.
– Здоров, – ответил Игорь, не взглянув на Олега.
Олег и Глеб Юрьевич молча переглянулись.
Игорь допил сыту и со стуком поставил опорожненную чашу на стол.
– Мои дружинники сегодня сражаться не будут, – мрачно сказал он.
– Сегодня и не придётся сражаться, брат, – сказал Олег. – Не с кем. Ночью Мстислав Изяславич бежал из Киева вместе с дружиной. Ушёл к брату своему во Владимир-Волынский.
