Миша получил год "химии", и говорили, что ему повезло – с его статьей обычно дают зону. Мишу арестовали как бомжа и тунеядца, хотя бомжом он был по чисто формальному признаку: год назад бывшая супруга лишила Мишу прописки как отсутствующего длительное время и, что самое печальное, не поставив его в известность о предпринятой акции, хотя и знала, где найти его – он обитал у своей тетки на Васильевском. К тунеядцам же Миша был отнесен потому, что в его трудовой книжке за записью об увольнении около года не следовала запись "принят на работу". Сам Миша придерживался той точки зрения, что отработал уже свои сорок лет, а поскольку "все вокруг пропитано лжой" и дважды его надували с получением казенной квартиры, то нет смысла дальше слушать обещания начальников и горбатиться ради их плана – надо на старости лет пожить свободно и достойно, как позволяет ему его высокая квалификация. Зимой Миша халтурил в магазинах – отделывал прилавки, кабинеты, подсобки, ставил двери и загородки, искусно подрубал мясные колоды, убирая у них впадины и придавая верхней части некоторую выпуклость, отчего мясо рубилось и резалось легко, как натянутое, – директора передавали старательного Мишу из рук в руки, на манер эстафетной палочки, а к лету Миша рядился к тем же директорам достраивать дачи, ладить крылечки, веранды, перестилать полы. Миша работал неторопливо и брал с заказчика двадцать пять рублей в день плюс горячее питание.
– Да я жизнь прожил, – горячился Миша и пытался зажечь спичку, чтобы поставить вариться картошку. – да меня немец два раза к стенке ставил, да я пахал от зари до зари, а они – тунеядец! На нарах, как последнюю суку, три месяца до суда держали. А, Игорь, представляешь?
– Представляю…
– Следователь за три дня все бумаги оформил, а потом очереди ждал в суд. А здесь? – Миша кивал на окно, которое выходило во двор комендатуры: пустая спортплощадка, барак клуба, чахлые клумбы, обложенные кирпичом. – Оформили плотником-бетонщиком третьего разряда, поставили на лопату раствор подавать. Я инспектору говорю: "Я столяр пятого разряда, направьте меня на жилой дом, я один всю столярку сделаю. Ведь требуются!" – "Нет, – говорит, – ты "химик", работай, куда поставили. В тепло захотел?" А у меня ноги больные. – Миша садился на стул и показывал распухшие колени. – День по холоду в резиновых сапогах походил, и привет! А больничный только на пять дней дают, и то без оплаты. Если, говорят, не можете трудиться на стройках народного хозяйства, отправим вас в тюрьму конверты клеить. Ну скажи, это по уму делается?
– А ты что, воевал? – спрашивал Фирсов. – Почему тебя немец к стенке ставил?
– Да какое воевал! Мне двенадцать лет было, в Пушкинских Горах жили. В лес к партизанам бегали, еду да оружие носили. Поймали нас с братом и расстрелять хотели. Уже во двор вывели, мы стоим бледные, ноги не держат, а тут ихний офицер вышел. Посмотрел на нас и давай орать. Орал, орал, потом пинков надавал и на конюшню отправил – пороть. Еле до дому потом добрели – мать думала, нас уже расстреляли…
– А второй раз?
– Уздечку с медным набором украл… – Миша курил и равнодушно смотрел на таракана, ползущего по газовой плите. – Длительная история. Немцы тоже разные были. Не все такие, как их изображают…
Пропал потом Миша – поехал на Новый год к тетке и как в воду канул. Приходил потный оперативник с красными похмельными глазами, расспрашивал Фирсова о бывшем соседе, но Фирсов сказал, что ничего не знает.
