Фомичев тоже на Юлю глаз положил. Цветы ей дарил, конфеты, на свидания приглашал. Алексея ревность заела, могли бы вдрызг рассориться, но Юля их обоих на дистанции держит. Капризная, дублеры-неудачники ее, видишь ли, не устраивают. А у Фомичева шансы звездой стать такие же мизерные, как у Касаткина. Его тоже в главную команду не берут.
Один Клочков в него верит, но этого мало. Не век же в молодежке куковать…
– Касаткин, ты чего ползешь, как баржа несамоходная? Разгоняйся!
Это что-то новое. Чтобы Петрович вперед гнал, такого еще не бывало. Видать, совсем погряз Алексей в раздумьях, выпал из игры.
Спохватившись, отобрал шайбу у Фомичева и понесся на всех парах к белоноговским воротам. Разогнался по-крейсерски, потом притормозил, клюшку для удара занес, но в этот момент въехал в правый бок защитник Валера Анисимов. Туша у него массивная, девяносто килограммов. Сбил с ног, впечатал в борт.
Анисимов в дубле – человек случайный. Он давно и прочно заигран за основу, но так случилось, что неделю назад, на выезде, подрался с капитаном челябинцев, два зуба ему выбил, за что и схлопотал дисквалификацию на два матча. Башкатов был в ярости и сослал его на перевоспитание к Клочкову. Анисимова это задело, нервничает, срывается на всех подряд.
Вот и сейчас перестарался. Приложил Касаткина так, что у того глаза чернотой заволокло. И это еще полбеды. Хуже, что обожгло пламенем правую руку между локтем и запястьем, противно хрустнуло внутри.
Алексей выпустил клюшку, сел на лед, дотронулся до поврежденного предплечья и не вытерпел, зашипел от боли.
Раздался свисток, движение на площадке прекратилось. Анисимов склонился над скорчившимся Касаткиным.
– Живой?
– Почти…
Через борт над ними свесился Николай Петрович, оценил обстановку.
– Рука?
Касаткин кивнул, процедил обреченно:
– Рука. Перелом… кажется…
– Ах ты… камбала желтопузая! – Николай Петрович в сердцах сорвал пиратскую бандану, швырнул ее на пол и, оборотясь через плечо, крикнул в сторону раздевалок: – Фельдшера сюда, живо! И в скорую позвоните, краба вам в печенки!
Вокруг Алексея сгрудились игроки, помогли подняться, довезли до калитки. Руку жгло, пальцы немели. Он баюкал ее, ковылял на негнущихся ногах, а в черепной коробке пульсировало: «Кранты, Леша Касаткин, несостоявшийся супер-хоккеист…»
Телевизор «Таурас» стоял в углу на четырех раскоряченных ножках и голосом спортивного комментатора Николая Озерова мрачно вещал:
– М-да, уважаемые болельщики, приходится признать, что второй год подряд сборная Советского Союза остается без золота чемпионата мира. По сравнению с предыдущим первенством наша команда пропустила вперед не только чехов, но и шведов, и заняла скромное третье место. Может быть, надо что-то менять в процессе подготовки к соревнованиям? Но об этом будет думать уже новый тренерский штаб…
Из прихожей донесся скрип ключа, поворачиваемого в замочной скважине. Алексей встал с дивана и прикрутил звук телевизора, так что Озерова стало почти не слышно. По привычке, выработавшейся за последние пять месяцев, делал все левой рукой, хотя правая уже вполне зажила и гипс давно сняли.
Вышел из комнаты. Юля в коридоре снимала боты и голубую болоньевую куртку. Возле стены стояла клеенчатая хозяйственная сумка.
– Проиграли. – Касаткин уныло кивнул на мерцавший за спиной телевизор. – Теперь разгонят сборную к чертовой матери…
