– Командиры умнее нас, – проговорил Клочков, растроганно глядя на воспитанников. – Пришлют вам другого тренера, авось уживетесь с ним, заиграете… А я сделал все, что мог. И заклинаю вас стерляжьими потрохами: не вздумайте за меня заступаться, пороги обивать!.. Пособить не пособите, а вот себе репутацию попортите, красноперки нижегородские…
На том и завершилась его прощальная речь. Сдавил ему голосовые связки предательский спазм, а поскольку не любил Петрович прилюдно плакать, расставание вышло скомканным. Умолк он, прочувствованно обнял одного-второго из тех, кто стоял к нему ближе, да и вышел, покашливая. Касаткин побежал за ним, на улице догнал.
– Николай Петрович, останьтесь! Это несправедливо! Как же мы без вас?..
Клочков заглянул Алексею в лицо, взъерошил ладонищей волосы, будто малому ребенку, ничего не вымолвил и пошел дальше, к автобусу, который должен был доставить его в Ленинград.
Смятение обуревало Касаткина. Кипящий как чайник, вернулся он в корпус, где галдели, заглушая и перебивая друг друга, сокомандники. Возмущение выражали все, даже те «старики», кто совсем недавно бухтел по поводу назначения Клочкова тренером «Авроры». Такова была способность Петровича – завоевывать самые черствые сердца и располагать к себе людей.
Только Анисимов сидел в сторонке и в открытую потягивал из бутылки пиво. Воспользовался тем, что настала анархия, решил, что никто ему больше не указ.
К нему подошел Панченко и на правах капитана сделал замечание. Анисимов лениво послал его подальше. Не собирался он никому подчиняться.
Артема Панченко непросто было вывести из равновесия, но Анисимову это удалось.
– Не слишком ли ты борзеешь, Валера? По-твоему, раз тренера сняли, так можно делать все, что хочешь?
– А по-твоему, нет? – откликнулся Анисимов. – Пока замену найдут да пришлют, мы сами себе хозяева. Хоть отдохнем как следует, а то замордовал старый пень своими отжиманиями и беготней…
Вокруг Анисимова собрались гуртом человек десять-пятнадцать. Откровенная крамола по адресу Клочкова никому не понравилась.
– Закрой поддувало! – дерзко выдвинулся вперед юный Шкут. – А будешь возникать – огребешь!
Анисимов недобро прижмурился.
– Это от кого? Не от тебя ли?
– От меня! А остальные добавят!
Шкут и сам по себе был не из робких, а тут еще знал, что за ним сила. На Анисимова ополчилось больше половины команды. Он качнул в руке бутылку с остатками пива.
– Смелые, твою дивизию… Ну лады. Подходите по одному, буду котелки проламывать. Кто первый?
Касаткину ведомо было, что Анисимов не любит сотрясать воздух попусту. Бутылка в его руках, как показала практика, – оружие грозное.
– Да что с ним болтать? – выкрикнул Шкут. – Накидаем ему, чтоб неповадно было…
Так бы, глядишь, и разгорелась битва с неминуемым кровопролитием, но отворилась дверь, и через порог шагнул комендант, грозный дядька с седой бородой веником. Все притихли, ожидая, что он скажет. Комендант с красноречивой фамилией Карачун говорил мало, но всегда по делу, не выносил порожнего трепа.
Он стрельнул острым взором из-под густых бровей и провозгласил:
– Полчаса вам на сборы. Чтобы в семнадцать ноль-ноль ноги вашей здесь не было. Полотенца и постельное белье сдать кастелянше под роспись.
Несколько секунд властвовало тяжкое молчание, потом грянули все разом:
– Что за произвол? Кто распорядился?
Комендант переждал первый вал выкриков, после чего зарокотал непререкаемо:
