Игра в ножички - страница 16



".

А суть этой притчи такова: у каждого в глубине живет страсть. Иногда горит, иногда шипит, как змея или паровой котел. И хотя без страсти жить невозможно, да, сладкая? – Карен подмигнул Валентине, – но давайте держать ее в ежовых рукавицах интеллекта.

Поднимаю тост за интеллект! За журналистику… и за арт-бизнес!

Мы чокнулись и выпили. Я подумал, что тост получился за высокую журналистку – Алену, и высокую мадам-директора, поскольку в росте Валентина не уступала Алене. Хотел об этом сказать, но не успел.

– Карен, а что ты имеешь против русской ночи, – спросила Валентина. – Ты что, полагаешь, что Петр – это и есть упомянутый тобой дух. Этот несчастный выпивший человек, которого не пускает в дом жена?

– Извините, никого не хотел обидеть, но справедливости ради должен сказать, что в горах из темноты может появиться только исключительно трезвый человек. Может быть, опасный, но трезвый. Там просто пьяный ходить не может – пропасть справа, пропасть слева.

– Отбор, эволюция, – сказал я.

– Коллега меня понимает, – ответил Карен.

Валентина зевнула, элегантно прикрыв ладонью рот. Может быть, она и хотела продолжить дискуссию, но Алена, которая этих заумей слышала столько, что фильтровала их автоматически, уцепилась за фактуру.

– А что это за Петр? Расскажите о нем.

Валентина то ли усмехнулась, то ли поморщилась:

– Пошлая история. Жил неплохой паренек. Закончил педагогический институт – в то время это давало отсрочку от армии. Потом полтора года лейтенантом. Научился выпивать. Вернулся в родной город. Пошел работать учителем. Стал директором школы. Познакомился с дамой, во всех отношениях его превосходящей, вроде из торговли. Ремонтировал школу. То ли попался на откате, то ли подставили его. Ушел из директоров. Отсидел недолго. Вернулся в родной городок. Работы нет. Супруга в грош не ставит. Устроили по знакомству в ту же школу – учителем труда, мастером на все-про все. А куда от выпивки – руки-то ничем не заняты, а голова – у Карена есть такая картина: мужики за столом с запрокинутыми назад под девяносто градусов головами – легко превращается в воронку. Вот и льет в эту воронку все подряд. А как жена пьяного из дома выставит, она еще, говорят, пользуется успехом, он побродит, помается и к Алексею приходит.

– Зачем? – спросил я.

– Ночлег. Участие. Алексей строг. Но не гонит.

– Да и Петр не один такой, бедолага, – вставил Карен. – Я помню, когда мы впервые сюда приехали, четыре года назад, мужики частенько приезжали. Кто на лодке, кто на тракторе – мед привозили, один раз чужую корову привели. Думали, богатый барин приехал, любит всех без разбору.

– Ну, с тех пор Алексей изменился. Немногословным стал. А раньше – душа компании. Помнишь, как вы с ним турниры по тостам устраивали? Удивительно, как не спились. Женились вовремя! – Валентина покачала головой.

– Ну и Палыч появился, – сказал Карен. – Он всех просеивает, через него мало кому пробраться удается. Такого дурня на себя может напустить, особенно, когда за топор хватается, или за ружье.

– Это тот как бы леший возле реки? – спросила Алена.

– Он самый, но он не только у реки, он вообще везде. Вам с ним нужно получше познакомится, без него здесь ничего не понять. Это – как обратная сторона луны. Или как донышко у бутылки, – Карен разлил остатки из бутылки с красным сургучом, – донышко видно только у пустой бутылки.

– Ну и полную бутылку можно перевернуть, – сказал я.