Игра в переводного - страница 5

…Умерла Таня через много лет, незадолго до кончины Зои Геннадиевны, в результате обширного кровоизлияния в мозг. Приехавший проводить бывшую супругу в последний путь, как просила на тот момент ещё живая мать, Пётр был буквально перед гробом остановлен возмужавшим сыном:

– Чего приехал? Тебя тут не ждали.

– Я, сынок, это… цветы положу и уйду, – крайне смутился Пётр.

– А цветы при жизни нужны были. Сейчас они уже ни к чему, па-па, – отрывисто со злобой сказал сын.

– Объясниться с тобой хотел, это же не сложно хотя бы один раз в жизни обстоятельно выслушать отца. Хоть на могиле матери твоей. Ни разу же так и не поговорили нормально…

– Ты, знаешь, сколько уже, лет пятнадцать прошло или двадцать, а у меня ни разу так и не возникло желания тебя слушать. Было, да вышло всё. Так что езжай домой, не нужен ты здесь. И, да, за алименты спасибо!

*

Уход Тани от Петра стал для него лишь прелюдией другого житейского испытания. В один из зимних дней в шахтном дворе Петра одёрнул водитель персонального директорского автомобиля Иваненко:

– Завьялов! Можешь не переодеваться. К директору зайди, видеть тебя хочет.

Старший Переверзев, Михаил Иванович, – лицо неприкосновенное, помимо того, что директор шахты, он ещё и целый депутат районного совета. Перед кабинетом секретарша и два охранника – точь-в-точь такие, каких в бандитских сериалах показывали – куртки кожаные, лбы узкие, скулы широкие, лысины выбритые, блестят, а голоса – как у роботов в американских боевиках. Но, согласовав по радиотелефонам визит Завьялова, провели его в кабинет и стали за спиной.

– Свободны! – бросил им Переверзев, опустив седую коротко стриженую голову. Как только широкоплечие амбалы исчезли за дверью, Михаил Иванович поднял глаза на Петра. – Ну, что, любовничек, рассказывай, как оно отдохнулось в зимнем лесочке? Говорят, благодаря тебе одним оленем в нашем заповеднике стало больше? Давай, как там тебя, Пётр Васильевич, да без виляний, всё по сути – было, не было, а если было, то по чьей инициативе. Это хорошо, что я первым узнал. Ты представляешь, что с тобой Юрка сделает, когда до него дойдёт? Вот же дятел, говорил ему – следи за женой, а он сам – в столицу, а её на курорты сплавил, с шахтёрами потаскаться. Ну, слушаю…

– Было, Михаил Иванович, – без колебаний кивнул Пётр, почувствовав, что покрытый липовым паркетом пол уходит у него из-под ног. – Виноват.

– Виноват? А Лилька, значит, не виноватая, он сам пришёл?

По вздувшимся на висках Петра венам потекли струйки холодного пота, в глазах помутилось, язык окаменел и отказывался повиноваться. Подобной ситуации непереносимого стыда, конфуза и отчаяния Завьялов не мог представить себе даже в самом ужасном сне. Там, волнительными ночами в профилактории, ему казалось, что при возникновении случая он найдёт в себе силы поговорить с мужем Лилии, и объяснить ему, что любовь – это то, что не покупается, не продаётся и не навязывается страхом и силой, и проходит она неразрывной линией через всю жизнь. А здесь, в директорском кабинете, не получается найти нужные слова даже Лилиному свёкру.

– Я любил её ещё со школьной скамьи, Михаил Иванович, – это всё, что через силу смог выдавить из себя Завьялов.

– Понимаю, – тихо, как будто доверительно, сказал Переверзев. – Очень тебя понимаю… Любовь…Морковь…Как она вообще, в постели, годная девка? Понравилось хоть? Молчишь? Тоже понимаю…Но Юрка не поймёт. Что мне вот делать – не подскажешь? Убьёт ведь и тебя, и её, дуру… Вас-то не жалко, а вот бабло, которое отлистать придётся прокурорам и судьям, чтоб не посадили, жалко… Много бабла… Сын ведь родной, единственный, наследник, и наследовать от меня есть что…А у него и так проблемы, уже две недели из генпрокуратуры не выползает, вопросы серьёзные решает. А тут ты, невиновато-виноватый, ему сюрприз такой приготовил… Ладно, иди, работай пока. Буду думать.